О ЗАПАДНОЙ ШКОЛЕ ТРЕНЕРОВ

Федотов, впрочем, как и Скала, потрясающе грамотно принимал команду. Без пафоса, без суеты, с открытым сердцем и готовностью нас слушать и у нас учиться. Давно подметил: чем человек больше из себя представляет, тем меньше у него гонора.

Скала и вовсе был специалистом с мировым именем. Он словно с луны к нам спустился. А игроки все равно для него являлись в первую очередь людьми. Мне было любопытно поработать с итальянцем. Как-никак он являлся моим дебютным тренером-иностранцем. Он многое перестроил. Мы все должны были одеваться в одинаковые спортивные костюмы, носки, кроссовки. Никаких шортов и шлепок. Мы все вместе обязаны были приходить в столовую, сидеть за одним длинным столом и уходить оттуда тоже все вместе. В «Спартаке» же при Романцеве в этом плане была полная свобода: мы могли и на завтрак не просыпаться, и ограничений в продуктах у нас не было. Скала лично следил за питанием: нельзя сосиски, кока-колу, мучное. Не всем это нравилось, но я старался на такие мелочи внимания не обращать. Надо так надо. Кстати, у Хиддинка в сборной точно такие же требования, и в плане формы одежды, и в плане питания. Западная школа! У голландца за опоздание штраф – пятьсот рублей. Не выплатил вовремя – попадаешь на счетчик. Но все это с улыбками, да и суммы чисто символические. Нам каждому выдали список того, что можно, а что нельзя. Мы почитали, приняли к сведению, и никаких сложностей ни у кого не возникло. То есть тренер имеет право являться со своим уставом в чужой монастырь, но он должен делать это тактично, осуществлять задуманное поэтапно и объяснять мотивы своих решений. При этом рулевой просто обязан учитывать особенности той команды, в которую он попал.

О ДРАКАХ НА ТРЕНИРОВКАХ

Романцев был для меня своеобразным аккумулятором. Наверное, еще большую роль играло то, что все элементы тренировки носили состязательный характер, а я люблю быть первым во всем, вот и заводился. Впрочем, все спартаковцы того периода ненавидели быть вторыми даже среди своих. Поэтому любой квадрат, любой дыр-дыр у нас превращался в настоящую зарубу. В том золотом и легендарном «Спартаке» образца середины – конца 1990-х годов, невзирая на любовь и уважение игроков друг к другу, драки и потасовки вспыхивали по нескольку раз в неделю. Для болельщиков, не исключено, такое откровение станет шоком, но я считаю, что здесь нет ничего страшного. Безразличие или лицемерие гораздо хуже. У нас же все убивались за любой мяч, вот кулаки и шли в ход. Как правило, секунд пять–десять бойцов никто не трогал – давали выпустить пар, а потом все подлетали и растаскивали сцепившихся в разные стороны. Поразительно, что нередко в корпус драчуны отправлялись в обнимку, обмениваясь любезностями и принося друг другу извинения.

Взять хотя бы наиболее громкий пример из последних. В конце сезона-2006 прямо в присутствии журналистов схлестнулись Вова Быстров и Квинси Овусу Абейе. Вова вообще парень очень взрывной. У Квинси, полагаю, накопилось множество негативных эмоций, ведь при всех выдающихся талантах голландца дела у него не особо-то клеились. Вдобавок в конце года раздражения у всех в избытке; люди, на протяжении десяти месяцев видевшие лица друг друга почти каждый день, хотят сменить обстановку, отдохнуть от всего и ото всех, и в такой ситуации для ссоры бывает достаточно самого незначительного повода. Мы не сразу сумели разнять Быстрова и Квинси, но через два часа после инцидента в холле базы они сидели вместе и как ни в чем не бывало на смеси русского и английского обсуждали перипетии схватки.

В 2000-х годах стычки между россиянами и легионерами носили массовый характер, но такого поединка, который состоялся между Димой Ананко и Кебе, я никогда не видел. Это была готовая сцена для голливудского боевика. В «Спартаке» всегда были жесткие защитники. Достаточно назвать Хлестова, Ковтуна, Горлуковича, Евсеева. И никто никогда никого не жалел. Так что мы все были привычные к боли, которую доводилось испытывать даже в самых безобидных квадратах. Но грубости в «Спартаке» не было отродясь. Кебе же любил прыгать двумя ногами сзади, да еще на уровне колена. Складывалось впечатление, что у сенегальца задача – как можно больше наших ребят вывести из строя. Когда Кебе подобным образом прыгнул в Ананко, Димка попусту разговаривать не стал. Мы всей командой разнимали «кикбоксеров», но те умудрялись снова набрасываться друг на друга. Романцев тоже не смог их утихомирить и демонстративно выгнал обоих с тренировки. Пока Дима и Кебе ковыляли через все поле, они обменивались репликами и у дальнего углового флажка снова перешли к решительным действиям. Здоровенный охранник встал между ними стеной и довел неугомонных спорщиков до здания базы. Действо продолжилось уже внутри: разгоряченный Кебе принялся крушить корзины для грязной формы.

Легионеры считают, что кто-то их притесняет, и пытаются отвоевать свое место под солнцем. Ветераны, в свою очередь, не согласны с тем, что иностранцы приходят в чужой монастырь со своим уставом и ведут себя без должного уважения к стране и к команде, в которых оказались. Я назвал бы этот конфликт вполне естественным столкновением менталитетов. Стычки порой сближают, позволяют посмотреть друг на друга совсем иными глазами.

Взять хотя бы случай, который произошел со мной. Я особо не замечал нашего очередного новичка Кахабера Мжаванадзе. Но однажды в квадрате горячий грузин стал куваться. После третьего эпизода я не выдержал и сам пожестче подкатился под Каху. И так по нарастающей. В итоге потолкались, наговорили друг другу не самых приятных слов. Однако когда страсти поутихли, я понял, что парень приехал в Москву не за деньгами – он приехал играть в футбол. А для этого ему надо было самоутвердиться в команде. Я Каху признал, и в дальнейшем мы с ним относились друг другу с явным почтением. Самое главное – защитник-то он был неплохой. Просто выступал на позиции, которую закрывали Хлестов, а затем Парфенов. Разве кто-то был способен в качестве стоппера в те времена с двумя Димками сравниться?!

О СТУКАЧЕСТВЕ

Подло и глупо пасти игроков. Да, наставник должен иметь общее представление о том, что с кем происходит. Олег Иванович, кстати, знал про нас абсолютно всё. Порой нам в ресторане только счет приносили, а он уже располагал полной информацией, кто с кем и как провел время. Москва – маленький город. Здесь не скроешься. И ощущение того, что ты постоянно пребываешь «под колпаком», не из приятных. Но мы воспринимали все это нормально. Единственно, опасались, что сведения дойдут до Романцева в искаженном виде. Можно прийти с женой, выпить по бокалу красного вина, станцевать с ней медленный танец, а Иванычу доложат, что ты был в компании десяти человек, вы жрали водку ведрами, плясали на столах и уснули мордами в салат. Романцев же попрекать не будет. Он просто сделает выводы, и все. Вот этих выводов мы и боялись. Для нас с ребятами так и осталось загадкой, как Олегу Ивановичу удавалось быть в курсе всего. Мы никогда не замечали «шпиков», никто вроде бы ничего не вынюхивал. Пожалуй, можно сказать, что с нами поступали по-человечески.

После Романцева все было гораздо хуже. За нами банально следили. Мне известны случаи, когда главный тренер просил кого-то из своих помощников: разузнай, выведай, подслушай. Коллектив не обманешь. Футболисты все прекрасно видят и улавливают. И они презирают стукачей, да и тех, кто услугами этих стукачей пользуется, воспринимают не лучшим образом. Впрочем, бывает так, что инициатива исходит от низов. Так, помощник Старкова Клесов – человек, не имеющий представления о том, что команда – это живой организм, с которым необходимо обращаться бережно, вел себя как самый натуральный доносчик. Этот специалист был единственным за всю российскую историю «Спартака», кто породил у всех раздражение с первого же дня своего появления в Тарасовке. «Спартак» – это очень демократичное, терпимое общество. Здесь всем всегда давали шанс ощутить себя человеком. Клесову не дали.

По негласному правилу, тренер вообще не может заходить к игрокам в номер. Тем более без предупреждения. За всю мою карьеру лишь Олег Иванович переступал порог моей комнаты. Было это пару раз. В команде что-то не ладилось, и Романцев в неформальной обстановке ненавязчивыми вопросами пытался нащупать «болевую точку». Все было сделано по-людски. Клесов же чуть ли не каждый день старался найти любой предлог, чтобы «заглянуть в замочную скважину». У него была навязчивая идея, что все игроки нарушают режим и готовят «политический» переворот. Стучался в дверь и тут же, чтобы мы не успели спрятать гипотетическую тару, врывался внутрь. Подсовывал какой-нибудь плакатик: «Ребята, не распишетесь?». Не зря говорят, что человек ко всему привыкает. Вот и я со временем привык к неприятному явлению под названием «Клесов». Впоследствии, когда собирались компанией, кто-то садился или вставал около двери, чтобы бравый «сыщик» не вломился.

О ДРУГЕ АНДРЕЕ ТИХОНОВЕ

Даже не верится, но в середине 1990-х я не мог представить, что Андрей Тихонов когда-нибудь станет для меня близким человеком. Прекрасно помню стычку между нами. 1995 год. Все лидеры под руководством Олега Ивановича уехали в сборную. Нас у Георгия Саныча осталось мало: Кечинов, Ананко, Мелешин, Тихонов и я. И вот под занавес тренировки мы исполняли серии ударов. Так мы с Тишкой зарубились не на шутку. Он мне слово – я ему два. Он мне пять – я ему десять. Андрей меня предупредил, что, если я не угомонюсь, он меня сам угомонит. Я от этого еще больше распалился. Ярцев с ребятами нас чудом разняли. Понимаю, что я тогда легко отделался. Тихон после армии прошел страшную школу выживания на зоне, а я - девятнадцатилетний салага. Конечно, Андрей меня закопал бы.

Тихонов дружил с Кечиновым, я – с Мелешиным. В последующие пару-тройку лет мы с Андреем пересекались нечасто. Близко начали общаться лишь в 1998 году, когда после отъезда Димы Аленичева нам прибавилось ответственности за команду.

Но истинное сближение произошло после одной истории. Наши вторые половинки, Вероника и Надя, улетели за границу, и мы с Тишкой заранее решили, что после предстоящего матча поедем в казино. Тогда только-только появились игровые заведения, и было очень любопытно испытать все это на себе. Мы с Андреем безвылазно сидели там двое суток. Я тогда вкусил такого азарта, какого раньше не испытывал. Наверное, это то же самое, что оказаться на тонувшем «Титанике»: выживешь или нет. В определенные мгновения я чувствовал страшную готовность ко всему: или порву сейчас всех в клочья, или вдрызг проиграюсь. Хватало ума останавливаться на краю. Отходил в машину поспать. Через два часа возвращался, умывался в туалете и снова за стол. Я даже домой хотел поехать, еще денег взять. Меня тогда Андрей отговорил: «Тит, хватит. Надо перемолоть это поражение и забыть». Я послушался. Приехал домой и несколько часов просидел в оцепенении: проводил анализ игры. Где я сделал ошибки, где следовало поступить по-другому. Прокрутил эти двое суток от начала до конца, все разложил по полочкам. Больше в казино я так существенно не проигрывался. Это, во-вторых. А во-первых, я осознал, что нельзя прикасаться к той опасной грани, за которой вся твоя предыдущая жизнь становится малозначимой и твой разум отступает под напором азарта. Я искренне сочувствую тем, кто перешел эту грань. Я же к ней с тех пор больше никогда не приближался. Я переболел.

А те двое суток стали определяющими в наших отношениях с Андреем. Последние барьеры между нами рухнули. К тому же Тихон уже был моим соседом на базе. Тогда мы настолько с ним приклеились друг к другу, что с тех пор, как бы судьба ни разбрасывала нас в разные стороны, мы всегда вместе. Мы уже давно дружим семьями. У наших жен завязались свои отношения. У детей – свои.

Если не считать стычки 1995 года, то у нас с Тихоном не было ни одного повода для трений. Я не представляю, как и из-за чего мы с ним можем поссориться. По-моему, это нереально.

У нас с Андреем накопилось множество своих фирменных фраз, жестов и даже традиций. Жаль, что самой любимой моей традиции уже не существует. Раньше после каждой домашней игры мы с Тихоновым ехали в ресторан «Ангара», где, попивая пиво и обсуждая перипетии прошедшего матча, сидели до поздней ночи. Случалось, когда летом в лужниковском парнике было легко свариться, я придавал себе сил как раз мыслями о том, что после финального свистка эта пытка закончится, и мы поедем с Андреем и с кем-нибудь из ребят в ресторан, в уютную атмосферу, где для нас созданы идеально комфортные условия. И близость таких перспектив помогала добиваться побед даже тогда, когда у нас на поле далеко не все получалось.

В «Ангаре» управляющим был классный дядька, спартаковский болельщик. И все шесть чемпионств в период с 1996-го по 2001 год наша команда отмечала у него. В 2002-м наш культовый ресторан закрыли, вот мы и перестали становиться чемпионами. Отмечать-то негде!