Всем привет! Много пишу про Максика, но ни в коем случае не хочется забывать про Селю – он как раз восстановился и снова готов играть.

Помню, когда у Сани рецидив ахилла случился, я к нему подошел: «Сель, не переживай, все хорошо будет, надо просто пройти это». Он ответил: «Ты меня знаешь, я упертый, просто так не сдамся».

Я тогда только убедился, что Саня парень с характером. И уверен, у него все только впереди. Плюс вижу, насколько он стал взрослее и солиднее, как старательно последние месяцы набирал форму. После рецидива он раньше всех на тренировки приходил и позже всех уходил.

Как и у Сели, в моей карьере тоже был сложный момент с травмами – я даже думал закончить и пойти на обычную работу. Более того, я даже на нее пошел.

***

Я все детство играл на резинке на Пролетарке – из больших пластов поперек поля. В 17 лет тренер предложил в поле побегать. И случился такой момент: мяч уходит за лицевую, а я его догоняю и простреливаю в штрафную. Движение для вратаря непривычное, опорную ногу не так поставил, слышу – хрум, что-то щелкнуло. Домой прихожу – колено размером с голову, никто не понимает, как быть. Сделали МРТ – кресты.

Доктор Королев – внук того самого конструктора Королева – тогда первый в России делал операции на крестах и сказал мне, что надо резать, если хочу дальше играть. Мама тогда возмутилась: какая операция, какой футбол, лучше уже тогда учиться и нормально работать.

Звучит странно, но даже в 17 лет я не был уверен, что хочу быть профессиональным футболистом. Хотя играл за школу МИФИ в высшей московской лиге – со «Спартаком», ЦСКА, «Динамо» и другими топами. С отцом договоренность была: продолжаю играть в футбол, если поступаю в институт. У моих родителей не было идеи всеми силами меня запихнуть в футбол – они меня, конечно, поддерживали, но не более того. Для них было главное, чтобы я вырос образованным, здоровым человеком.

Так вот к травме – попробовали все же сначала без операции обойтись, но дальше со «Спартаком» в Сокольниках играли. Колено опять хрясь, врачи сказали, что теперь вариантов нет, надо операцию точно делать. Стоило это тогда тысячу долларов, в районе 30 тысяч рублей. Мы жили нормально, но такая сумма для семейного бюджета была явно не лишней. Отец спросил начальников команды, можно ли за счет клуба сделать операцию. Они сказали, что нет. Спросил меня: «Делаем сами?» Я сказал, что делаем.

Операция прошла хорошо, но месяц должен ходить на костылях. Тогда же поступил в институт – МГУПБ (Московский государственный Университет Прикладной Биотехнологии). Сам добраться не мог: такси, как сейчас, не было. Отец меня на четверке привозил каждое утро к 7 утра и ехал дальше на работу, а потом вечером забирал. Я еще часа два перед парами прямо там спал, а потом на костылях карабкался вверх за парты этих больших аудиторий. Сейчас вот вспоминаю и думаю: «Это было все в какой-то другой жизни».

Я же реально учился, ходил на занятия, сдавал экзамены. Например, анатомия домашних животных. Заходишь, а перед преподавателем лежит много костей. Дальше такой диалог.

– Что за кости?

– Это атлант – первый шейный позвонок.

– Какое животное?

– Наверное, крупнорогатый скот.

– Молодец.

Плюс еще сложность в том, что все это на латыни. Нет-нет, не переоценивайте, я учился не на пятерки, а лишь бы сдать, но усилия прикладывал. Особенно первый год, тогда даже хвостов не было.

На второй год было уже жестче: перед тобой формалиновая ванна, в ней лежат разрезанные трупы каких-нибудь доберманов и лисиц. Мы достаем эту лису, препарируем ее, объясняем, где и какая мышца. Или на собаке объясняем, где там какие внутренности – желудок, селезенка и вот это все.

Параллельно с этими приключениями я восстанавливался. Сломался я в октябре 2001-го, выздоровел летом 2002-го. Все сам, просто бегал и велосипед крутил. Отец у друга взял тренажер, поставил домой, вот на нем я и работал. Врезался в память один момент. Поленился однажды на велосипеде позаниматься, отец приходит и спрашивает: «Крутил сегодня?» Я покачал головой, а он мне сказал: «Еще раз ты не покрутишь, я этот велосипед обратно отношу, ты учишься и никакого футбола больше не будет». У меня этот момент и сейчас перед глазами, с тех пор не было такого, чтобы я где-то недоработал.

Тем же летом на даче пересеклись со старым другом отца, а он был связан с Владимиром Басалаевым, ветераном «Динамо», Царствие Небесное. Через друга ему передали: вот есть вратарь, восстановился после травмы. А тот говорит: «Так давайте его в дубле «Динамо» и посмотрим». Я на отца смотрю: «Пап, да какое мне «Динамо»?

Но, понятное дело, что на просмотр поехал. Потренировался и подошел. Колено проверили – все хорошо. Меня оставили, подписал первый контракт в 2002 году. Так, по сути, все началось. Помню еще, как страшно было перед первыми играми. Меня реально трясло, когда ставили на Кубок Премьер-лиги. Ехал на стадион, по пути заезжал в церковь на Ленинградском проспекте на Соколе, хоть как-то успокаивало.

В «Динамо» в итоге не очень получилось, а через пару лет я оказался в «Сатурне». Там порвал кресты на том же колене. Сначала решили без операции – тренировался, закачивал. Как только закачал, выхожу играть – и рву крест на другой ноге. 21 год, а у меня на двух ногах порваны кресты, причем на одной уже дважды.

В «Сатурне» тренером был Владимир Вайсс, пошла мода ездить в Словакию на операцию. Меня спрашивают: «Ну что, делаем операцию? Надо на оба колена делать, чтобы в футбол играть. Да и вообще для обычной жизни лучше будет тоже сделать».

Почему оба надо было делать? Я порвал кресты на втором колене, потому что умышленно берег сломанную ногу, давал на здоровую большую нагрузку. А два колена нельзя сразу оперировать, поэтому как происходит: летишь, тебе делают операцию, две недели там находишься, потом три месяца восстанавливаешься – дальше снова летишь, опять две недели, а потом уже полное восстановление. Когда второй раз полетел, Вайсс был со мной: еду от жены привозил, постоянно навещал меня, на массажи отвозил. Я стеснялся тогда: как так с тренером неформально общаться, а это просто европейский подход, хорошо, что с годами мы тоже к нему пришли.

Только этот подход чуть и не сгубил. В аэропорту, когда улетал после второй операции, вместе с Вайссом и его компанией распили спивовицу. Ну, неудобно отказываться, а они серьезно к делу подошли – даже слишком серьезно. Уже лететь, а я встаю и чувствую, что очень хороший. Сделал пару шагов и то ли поскользнулся, то ли оступился, но очень опасно упал. Думал, что крест еще раз порвал, но обошлось. Это урок и мне, и всем на будущее – когда восстанавливаешься, режим надо вдвойне соблюдать, иначе все можно начать сначала. Или вообще закончить.

После двух операций очень долго восстанавливался – Вайсс привез молодого тренера, он помогал. Лето, 2007 год, постепенно прихожу в себя, приходит Гаджиев, только начинаю тренироваться. Какое-то движение делаю – снова колено хрясь, все то же самое, как при крестах раньше было.

Я сказал только одно слово: «###### [конец]».

Звоню отцу и говорю: «Пап, у меня контракт до конца сезона, еще полгода. Пусть он заканчивается, а дальше я ухожу из футбола. Больше так не могу».

Вот еще раз: мне 23 года, у меня 0 матчей в РПЛ за «Динамо» и «Сатурн», всю карьеру лечу кресты, весь переломанный, белые халаты врачей мне уже снятся.

Папа сказал: «Я тебя понял, вопросов нет».

После той тренировки я не поехал ни к врачам, ни на МРТ, а просто две недели с друзьями тусовался. В «Сатурне» особо не спрашивали, где я и что я: ну, сломался и сломался, наверное, лечится.

За пару недель нагулялся и остыл, а мне док говорит: «Давай все-таки МРТ сделаем, вдруг не все так страшно». Сделали, а я здоров, у меня ничего нет. Я, впрочем, все равно для себя решил, что из футбола ухожу через полгода, как контракт закончится.

Наступил конец августа, мне вдруг говорят: «Горлукович пришел в Курск, вратарь нужен. Поедешь?» Я пришел домой, собрал чемодан, выхожу из дверей и говорю: «Пап, я в Курск поехал, в первую лигу». Он смотрит на меня: «В смысле, в Курск?» Я в ответ: «Ну, в прямом в смысле в Курск». И поехал.

Жизнь была веселая – играют ветераны, денег не платят (хорошо, отец мне дал 20 тысяч с собой), гуляем все вместе. Я отыграл свой отрезок хорошо, даже болельщики хлопали. Только, к сожалению, команда вылетела.

Вернулся домой, забрал трудовую из «Сатурна» и пошел работать – отец устроил в энергетическую фирму. Первое время документы по Москве развозил – брал у сестры желтый «Гетц» и гонял на нем. Потом сметы составлял, но сидение в офисе – это жесть. Не поймите меня неправильно, но когда ты всю жизнь в футбол играешь, а потом резко садишься в офис – контраст дикий, невозможно перестроиться. Со спортом, кстати, не заканчивал: продолжал каждый день в зал ходить по старой привычке.

Отец понаблюдал за этим два-три месяца: «Слушай, Артем, не твое». И как раз позвонил Жиганов из «Сатурна»: «Кончай херней страдать, давай возвращайся». Честно, не понимаю, с какого перепуга он мне позвонил вообще. Я сказал, что да, в Курске поиграл, но больше не хочу, сейчас опять сломаюсь и буду лечиться год. Он настаивал: «У нас команда во второй лиге будет «Сатурн-2», ребята опытные нужны. Не получится – я тебя в клубе оставлю, будешь в футболе работать».

Я согласился, начал тренироваться и потихонечку пошло – и вот дошло. В «Спартаке», кстати, потом тоже случились кресты – в 2013-м играл за дубль на синтетике, был снег, пошел на выход, остановился, а колено опять хрям. Поехал в Германию, операцию очень хорошо сделали – больше, к счастью, крестов не было.

Вообще мне кажется, что травмы даются не просто так. Это как проверка – либо ты эту проверку проходишь, либо занимаешься чем-то другим. Кто-то скажет – а вот он без травм вообще всю карьере провел. Наверняка у него тоже были сложности: бытовые или какие-то еще. Звучит фантастично, но я верю в это.

Я когда-то прошел эту проверку и попал в «Спартак». Селя вот сейчас тоже прошел проверку – уверен, дальше его карьера будет только лучше.




Автор: Артем Ребров
Источник: sports.ru
число комментариев:  14