«Когда я впервые взял его на «Динамо», он уже играл за школу «Юных пионеров». Игорь сходил с ума по звездам довоенного футбола и просто мечтал попасть на стадион. Мама боялась за него и отказывала, отпустила только со мной, — рассказывал мне летом 2013-го Лев Нетто, старший брат спартаковской легенды, в своей квартире на юге Москвы. — Игорь был в восторге — он ведь еще со времен приезда в Москву сборной басков болел футболом. Играл тряпичным мячом на Сретенке, в Даевом переулке. Зимой в русский хоккей, летом в футбол.

Однажды зимой травмировал коленку и решил, что хватит. Получать травмы — закономерно для спортсмена, но травмироваться и зимой, и летом — это уже слишком. И выбрал футбол. Мы с Игорем с детства вместе гоняли мяч и в Москве, и летом в Звенигороде. Он был маленький, но шустрый. Старшие всегда брали его в свою команду, а меня — разве что для комплекта. Когда я уходил на фронт, у Игоря была тренировка в «Юных пионерах». Попрощались с ним, и он побежал к себе на «Динамо». После этого мы не виделись 13 лет».

Лев Нетто партизанил в Эстонии, попал в плен, отказался вступать в РОА, сбежал, вернулся к своим, но его начали пытать — не верили, что добровольно покинул Западную зону. Дали двадцать пять лет лагерей и пять лет поражения в правах:

«Нарядчик в ГУЛАГе как-то спросил меня: «Ты случайно не родственник Игоря Нетто — про него в «Огоньке» пишут». — «Брат я его». — «О, значит, сюрприз сейчас для тебя будет». Выводит меня во двор. Смотрю: кто-то мячиком балуется. Вроде знакомая личность, а кто — не могу понять. Нарядчик мне: «Это же Андрей Старостин». И тут я вспомнил стадион «Динамо» и свою юность. Поздоровались с Андреем. Говорит мне: «Мы с тобой, получается, дважды земляки — Москва и Норильск». Сблизились, поделились пережитым.

Обменивались с Андреем Петровием высказываниями выдающихся писателей. Именно от него я услышал: «Делай, что должно, — и будь, что будет». Записал себе, а после смерти Игоря увидел в его записных книжках ту же цитату. Значит, у них с Андреем Петровичем были довольно доверительные отношения — он ведь был начальником сборной, когда Игорь выиграл Кубок Европы. Старостин наставлял моего брата не только в футболе, но и в жизни».

«СЛУЧАЙНО НЕ СТАЛ ДИНАМОВЦЕМ»

Сначала Игорь Нетто болел за «Динамо». В автобиографии 1974 года он вспоминал первые походы на футбол с братом: «Сидели мы на Восточной трибуне стадиона «Динамо», и я всей душой болел за хозяев поля, которые встречались с ленинградскими одноклубниками… Помню и вторую встречу с большим футболом. Попал на матч «Спартака» с «Динамо». Я тогда оглох от взволнованного шума на трибунах, сам переволновался за своих динамовцев так, что руки и ноги дрожали.

Только случайно не стал я в футболе динамовцем. Горячая мальчишеская симпатия к этой замечательной команде не остывала во мне. Ранней весной 1944 года мы, группа ребят с нашего двора, отправились на стадион «Динамо» записываться в детскую команду. Но нам долго не везло. Мы никак не могли застать Михаила Чуркина, руководителя детских команд. Не помню, кто сказал нам, что можно записаться в футболисты на стадионе Юных пионеров. Там мне повезло».

Ранней весной 1947-го Нетто по настоянию друга, Виктора Строганова, перешел в «Спартак», а через пару лет заменил там в основе Константина Рязанцева, по кличке Карандаш. «Рязанцев уже выглядел тихоходом, а Игорь в совершенстве владел скоростной техникой. Мог в мгновение обыграть соперника, рвануться вперед, нанести удар и тотчас вернуться назад, — вспоминал Никита Симонян в своей книге 1989 года. — Все игроки его сразу признали. Но как только он это почувствовал, тут же прорезалось своеобразие его характера. Стал нетерпим к нам на поле…

Сальникову, одному из лучших игроков команды, влюбленному в красоту футбола — даже в сложных ситуациях Сергей старался применить красивый прием, — Игорь мог бросить: «Ты что, для кухарок играешь, да?» Бытовало у нас такое выражение — значит, на публику, на девушек.

Когда закончил играть Василий Соколов, мы выбрали Игоря капитаном, хотя, конечно, характер капитана далеко не всем нравился. Но все понимали: он справедлив. Часто думаю сегодня: а если бы пришлось ему участвовать в договорной игре — ведь запланированный заранее результат не тайна для футболистов, — как бы он поступил? Уверен, взбунтовался бы, покинул поле, команду.

Нетто говорил все и всем в глаза, а вот критики в свой адрес не любил. Например, тренер Гуляев делает замечание: «Игорь, ты играл хорошо, но коротко». Игорь избегал длинных передач: будучи самолюбивым, не рисковал, его пасы были короткими или средними, играл наверняка, иначе самого себя потом бы заел. Так что Гуляев наступил ему на мозоль, и Игорь взвился: «Я всегда буду отдавать пас своему. В деревенский футбол, в «бей-беги» играть не намерен!» — «Нет, Игорь, если бы ты играл длиннее, было бы все острее». — «Вы глупостей не говорите!»

«ОТЕЦ ВЫГОНЯЛ ИЗ КРЕМЛЯ БЕЛУЮ ГВАРДИЮ»

В 1956-м из лагеря вернулся Лев Нетто. В том же году его младший брат в статусе капитана сборной выиграл футбольный турнир Олимпиады в Мельбурне. Домой возвращались почти три недели: сначала теплоходом до Владивостока, а потом поездом до Москвы.

«Я повесил в нашем купе гирлянды, на какой-то станции нашли елку, — говорил мне другой олимпийский чемпион Алексей Парамонов. — Со мной жили Симонян, Нетто и Сальников, потом Лева Яшин подтянулся. То, что полагалось на ужин в вагоне-ресторане, взяли с собой в купе и отпраздновали наступление 1957-го. На одной из станций в вагон зашел пожилой человек и закричал: «Где здесь Гусь?» Нетто очень не любил, когда его так называли, но подошел, принял в дар ведро водки. А что такое ведро водки на вагон? Никто и не заметил».

На обратном пути Игорь Нетто узнал о смерти отца.

«Отец служил в артиллерийском дивизионе латышских стрелков, выгонял из Кремля Белую гвардию, — сообщил мне Лев Нетто. — Очень гордился этим. Он родился в Эстонии, на русско-японской войне дослужился до унтер-офицера, стал работать в Подольске краснодеревщиком. Встретился с латышом, с которым работал до призыва в армию, а тот уже был среди латышских стрелков. Втянул его.

Латышские стрелки были надежные, охраняли правительство, лично Ленина, выполняли все безукоризненно. Ленин и Буденный заявляли, что если бы не латышские стрелки (русские-то солдаты были ненадежны и своих войск у большевиков особо не было), они бы власть не удержали. Отец ездил в Среднюю Азию и на Кавказ, где большевиков особо не приветствовали. Латышские стрелки укрепляли новую власть во время гражданской войны, подавляли восстания, а один из них, Эйхманс, стал первым начальником ГУЛАГа — куда я потом и попал.

Когда я вернулся из лагеря в Москву, отец еще был жив. У него было плохо с легкими, сильно болел. Но мы с ним успели погулять по Москве: по Сретенке, Рождественскому бульвару, Чистым прудам. Успел сказать ему, что познакомился с девушкой Ларисой, он благословил меня. В декабре отца не стало».

Журналист Сергей Дадыгин в биографии спартаковской легенды писал, что, поженившись, Александр и Юлия Нетто договорились завести двух детей. Второй ребенок, дочь Нина, родилась недоношенной и прожила всего три недели. Поэтому позже у Льва Нетто появился младший брат.

«ТЕБЕ НЕКУДА ДЕНЬГИ ДЕВАТЬ? ОТДАЙ ТОМУ, КОМУ ОНИ НУЖНЕЕ»

«Во время футбольной карьеры Игорь здорово подтянул английский, который начал изучать еще в школе, — говорил мне Лев Нетто. — Везде побывал — олимпийским чемпионом стал в Австралии, чемпионом Европы — во Франции, объездил всю Европу, каждую зиму мотался со сборной в турне по Латинской Америке, но больше всего ему, как ни странно, понравилось в Чехословакии — говорил, что люди там душевнее, с ними больше взаимопонимания. Моя жена Лариса — преподаватель английского, тоже объездила мир. Когда Игорь возвращался, они вдвоем секретничали на английском. Им было что обсудить.

Также Игорь серьезно увлекался джазом, шахматами. Наш сосед был неплохим шахматистом, приучил и нас. У Игоря была книга Гарри Каспарова — очень ценил этот подарок. Еще он был без ума от театра. Тепло общался со всеми знаменитыми актерами своего времени. Знаменитый Георгий Жженов был нашим большим другом. Он ни за что ни про что отбухал 10 лет на Колыме».

«Игорь был компанейским человеком, — писала в своей книге 2003 года актриса Ольга Яковлева, вдова Нетто. — На вечеринках очень любил танцевать. Особенно с моей подругой Верочкой М. В детстве он мечтал стать ударником. Привил мне вкус к джазовой музыке — Эллингтону, Армстронгу, Фицджеральд. Любил пошутить. Любил собак, лошадей. С азартом играл на ипподроме. В молодости у нас нередко из-за этого происходили шуточные скандалы. Я говорила: «Тебе некуда деньги девать? Отдай тому, кому они нужнее». Однажды уперлась: «Играть не пойдешь». А он все-таки собрался и ушел. Тогда я позвонила на ипподром и попросила объявить по радио, что Нетто нужно срочно домой, у него в квартире пожар. И объявили. И он примчался. Повеселились…

Однажды я позвонила в аэропорт, чтобы узнать, как добралась их команда до Кюрасао. Они через это Кюрасао опять летели в Южную Америку. Игорь мне потом рассказал, что именно в этот момент у самолета отказал один двигатель, затем другой и они кое-как вернулись в Кюрасао, еле приземлились. Мне же, когда я дозвонилась, телефонистка после продолжительного молчания ответила — все нормально. А на открытке, которую Игорь мне отправил после аварии, об этом ни слова, только: «Здесь очень красиво, много цветов и бассейнов». Рассказал через два месяца, когда уже вернулся».

«ТЫ НАМ НЕМНОЖКО МЕШАЕШЬ»

«В тридцать шесть лет Игоря, вопреки его желанию, можно сказать, выпроводили из большого спорта, — писала Ольга Яковлева. — Он очень тяжело это переживал. Лег на диван и месяц пролежал лицом к стене. Ничего не говорил, просто лежал, прикрыв глаза рукой. Наблюдать это было тяжко: здоровый, молодой, отдавший спорту все и оставшийся не у дел. Потом, правда, потихоньку отошел. Около года проработал тренером «Омонии» на Кипре».

После Кипра и Ирана Нетто три года помогал в «Спартаке» Николаю Гуляеву, но был не в восторге от нового поколения. «Весной 1973-го, после сборов в Сочи, проиграли в товарищеской игре «Гамбургу» 0:5, — говорил мне форвард того «Спартака» Александр Пискарев. — После игры Нетто бушевал: «Что за игроки? Бараны! Всех надо выгонять». После десятого места тренеров сняли, и Нетто уехал в греческий «Панионис», где его застала весть о смерти матери. Вызванный телеграммой, он успел на похороны.

«Игорь жаловался, что греки и киприоты — ленивые, не привыкли выкладываться, часто конфликтуют, капризничают, — говорил мне Лев Нетто. — Везде он отработал по одному сезону, дольше на задерживался. Игорь и сам чувствовал, что тренер должен быть жестким, уметь договариваться, уговаривать, но умел только работать и выкладываться. И сам был таким, никогда себя не жалел, и того же требовал от игроков.

Совершенно нормально, что из отличного футболиста не получился большой тренер — для этой работы нужны ведь дополнительные свойства. Уметь работать с коллективом, общаться с начальством, а Игорь был прямой, откровенный, понятия не имел о вранье. Лучше смолчит, чем будет ерунду пороть.

Известная же история — на чемпионате мира-1962 он забил Уругваю через дырку в сетке, судья засчитал, а Игорь подошел к нему и сказал, что мяч был забит не по правилам. Вот есть Марадона — сколько раз он рукой забивал. Засчитают — хорошо, нет — и не покраснеет. Игорь так не мог. Все понимали, что он не пойдет на компромиссы, сделки, нарушения. В Москве Игорь так и не нашел себе тренерской работы».

Писатель Александр Нилин в книге «Невозможный Бесков» добавил: «Нетто, когда Бесков принял «Спартак», только прибыл из заграничной командировки. Приехал в первый же свободный денек в Тарасовку и вышел побросать, покатать мяч на свободный краешек поля. Но Бесков сказал: «Игорек, ты нам немножко мешаешь. Перейди, будь добр, на баскетбольную площадку».

Устроившись тренером в спартаковскую школу, Нетто раскрыл Игоря Шалимова. «Он оказался человеком непростым, требовательным, но его первые слова меня приятно удивили: «Ну как же, помню тебя, помню. Ты ведь нам забил за «Локомотив». Игорь Александрович открывал для меня футбол — красивую, изящную, комбинационную игру, — вспоминал Шалимов в автобиографии. — Львиную долю времени на тренировках мы посвящали работе над техникой, отрабатывали различные приемы обращения с мячом, играли в квадрат, причем тренер всегда играл с нами.

Он постоянно говорил о бразильцах, восхищался их техникой, культурой паса. Если в игре мяч, отправленный одним из нас другому, вдруг подпрыгивал, Нетто вскипал. «Что это такое? Разве так можно? Ведь мы должны быть бразильцами!»

Уже отыграв несколько лег за границей, я узнал о том, что он тяжело болен. Хотел помочь, но мне сказали, что лекарства бессильны. Что сделать для близкого человека? Купил телевизор и установил у него дома антенну спутникового телевидения, чтобы Игорь Александрович, уже давно никуда не выходивший, не чувствовал себя оторванным от жизни и мог смотреть футбол. Его родственники потом говорили, что эта антенна скрасила последние годы жизни моего учителя».

О помощи Шалимова писала в мемуарах и Ольга Яковлева.

«ПОТЕРЯВ ИЗ-ЗА ИНФЛЯЦИИ ДЕНЬГИ, НАКОПЛЕННЫЕ НА СТАРОСТЬ, ИГОРЬ РАСТЕРЯЛСЯ»

Лев Нетто: «Игорь очень любил жену, но семьи у них не получилось. Наша мама оказала влияние — она хотела внуков, а Яковлева была увлечена театральной карьерой. О том, что Игорь с Ольгой развелись, я узнал случайно, увидев отметку в его паспорте.

Три года Игорь жил со мной. У него ведь болезнь Альцгеймера была — состояние ухудшалось. Медицина бессильна понять, из-за чего возникает эта болезнь. Говорили, что от сотрясений мозга, сильных попаданий мяча в голову — черт его знает. У Валентина Иванова та же беда была, у Галимзяна Хусаинова. Мы с Галимзяном часто встречались, его всегда сопровождала жена — боялась, что заблудится.

У всех были разные симптомы. Игорь до конца всех узнавал, все понимал, но мог забывать. Причем забывал интересно — помнил, что было 50-60 лет назад, а что случилось только что — могло вылететь из головы. Мне объяснили, как это называется, — память текущих событий».

«Уже после шестидесяти лет, будучи больным, Игорь еще года три-четыре выезжал с ветеранскими командами играть в другие города, — вспоминала в своей книге Ольга Яковлева. — И пусть даже они играли не по сорок пять минут, а по тридцать, но я знала, чем заканчивались иногда эти встречи: команда привозила с собой тела умерших товарищей. Сергей Сальников сразу после матча умер прямо в раздевалке… И еще… и еще… Игорь гордился: «Я сам зарабатываю себе на жизнь». И удержать его было невозможно.

А однажды Ярцев с товарищем привезли его домой с травмой ноги. Началось заражение. Может, именно тогда инфекция поразила сосуды мозга, кто знает. Лечиться он не любил, приходилось водить его к врачам с большими уговорами. А потом, в 1991-92 годах, государство в одночасье сделало спортсменов полубомжами, и не только их. Потеряв из-за инфляции все немногие деньги, накопленные на старость, Игорь вообще растерялся…

Еще восьмого марта [1999-го] Игорь ходил, улыбался, шутил. Просил капустный пирог. Я его стригла… А двадцать пятого — был уже в коматозном состоянии. Долго ждали «скорую», долго ехали в реанимацию 1-й Градской. Пятница, двадцать пятого марта — «Наполеон». После спектакля — в реанимацию. Врачи говорят: справляемся, ничего не нужно. А через четыре дня его не стало. Жизнь Игоря оборвало не основное заболевание… Он ушел из жизни из-за нелеченной пневмонии и из-за передозировки какого-то препарата «дриптапа».

Игоря не отпевали. Брат сказал, что они, мол, лютеране. Верующие. А Игорь был атеистом. И его не отпевали».

P.S.

— Правда, что вы с братом ходили защищать Белый дом в августе 1991-го?

— 19 августа я сидел на даче, — вспоминал Лев Нетто. — Жена приехала и сказала, что мой друг, норильчанин, ждет меня у Белого дома. Я поспешил туда. Приезжаю в Моссовет, там говорят: «Да, действительно народ собирается». Поехал на «Баррикадную». Смотрю: люди таскают какие-то трубы, железяки, сейфы, один из которых я помог дотащить до Горбатого моста. Подхожу туда: а там брусчатка снята и начинают строить баррикады. Девчонки-студентки пригрели в палатке — ночевал там два дня, а друга так и не нашел — народу-то тьма была. Каждый находил место для боевого поста. Помню парнишку лет 12, который стоял с триколором. Я решил, что нужно пойти к центральной лестнице — думал, что могут брать штурмом Белый дом. Записался в 45 батальон. Мое место называлось: вторая ступенька снизу.

А о том, что там был Игорь, я не знал, и сам он об этом не говорил. Узнал уже после его смерти. Один его друг, Костя, живший с ним в одном доме, рассказал: «Мы ведь с вашим братом были у Белого дома». Когда узнал, накатило отчаяние — эх, как же мы тогда с Игорем не встретились.

Источник: matchtv.ru