В сезоне-1990/91 киевское «Динамо», в составе которого закрепился молодой форвард Юран, в ¼ финала Кубка кубков встречалось с «Барселоной». В Киеве испанцы оказались сильнее — 3:2, а на «Камп Ноу» счет открыли киевляне, и сделал это именно Юран. Вскоре он мог удвоить счет и стать могильщиком «Барсы», но не повезло: мяч скользнул по перекладине и ушел за пределы поля. На последней минуте «Барселона» ушла от поражения, «Динамо» вылетело из сетки, но Юрана Европа запомнила сразу и надолго. 

 — 2019 год — повально юбилейный для знаковых футбольных фигур. «Золотой полтинник» грозит в ближайшее время Канчельскису, Карпину, Шалимову, Тетрадзе, Онопко, Тедееву, Юрану — и это далеко не полный список. Каким, однако, урожайным на рождение звезд был 1969-й! 

— Не хочу сказать, что мы были сильно выше по уровню, чем следующие поколения…

 — А я хочу почему-то. 

— Не-не, мы просто другими были, точно вам говорю. В хорошем смысле слова советскими. А у советских на первом плане всегда стояли идеалы. В нашем случае — футбол. Талантливых пацанов сейчас не меньше, но у каждого из них жизнь уже удалась, им давно отсыпали нулей, а нули в контрактах сразу убивают стимул. Я-то только «за», дай бог, чтобы футболисты хорошо зарабатывали, но всему свое время, вот о чем речь. Мало кто из молодых психологически готов к испытаниям большими деньгами, а мы по этим граблям вот уже лет как десять ходим. 

— Вам сколько нулей отсыпали в 20 лет? 

— Рублей 120 я в Киеве поначалу получал, примерно как средний советский инженер. Но в 21 оказался в большом европейском клубе, в «Бенфике», а это совсем другая история. И повторю, в любом случае так вопрос не стоял: давай сюда деньги, и все, лайла пошла — бар, ресторан, «порш», бизнес-джет. Нет, мы в Европу реально на крыльях мечты летели!  

— Еще бы. В Европе после распада СССР как раз самая лайла и была. 

— Конечно. Я прошел все круги соблазнов, и не по разу, поэтому хорошо понимаю, о чем говорю.  

— Вот он, ключевой момент. 

— Чудом выскочил. Я рано заиграл и быстро заблудился — перспективный же, весь такой из себя в порядке, резкий, дерзкий, веселый. А тогда тренеры особо по душам с футболистами не разговаривали: или играй, или на выход, никто тебя лечить не станет. Мне взрослые ребята помогли, когда в башке пошел взлет, — Демьяненко, Баль, Бессонов. Взяли балбеса за шкирку, подзатыльников надавали и направили верной дорогой. Но я себя все равно не выжал на поле, процентов 30 взял у футбола, 35 от силы. И отдал столько же. Не поверите, иногда плакать хочется в подушку: какой же я был дебил, какой дурак! Вернуться бы назад, да с этой головой… 

 — Понимаем, а как же. Опыт, сын ошибок трудных. 

— Ага, и кто там парадоксов друг? О чем и речь: мне в этом плане проще молодым мозги вправлять, чем многим коллегам. Посмотри на меня, говорю, и не повторяй моих ошибок. Ты красавец, нет вопросов, но я хочу, чтобы ты больше взял от жизни. Там, дальше, очень хорошо, там сильно лучше, чем ты можешь себе представить. Ты сейчас во второй лиге в порядке, но зачем себя ограничивать? Есть первая, есть премьер, есть сборная, есть заграница. Ты туда дойди, до Эвереста, а спускаться будешь с сигареткой в одной руке, если захочешь, и стаканчиком виски в другой: я закончил, встречайте! Беседы о спасении футбольной души — процесс, а не момент. Он, к сожалению, не всегда имеет смысл, но ты все равно пытаешься до каждого следующего клиента донести эти простые вещи. Вдолбить, впихнуть ему в голову, чтоб застряло навсегда.

 — Давайте конкретно: что мог и должен был изменить в себе молодой и звездный Сергей Юран, у ног которого лежал весь мир и которому по жизни фартило: вот тебе «Динамо», вот «Бенфика», вот великие тренеры, вот классные партнеры? 

— Насчет «фартило» я бы уточнил. В Киев я перешел в 1988-м, провел за дубль шесть матчей, забил в них семь мячей. А в седьмом торпедовец Сергей Шустиков, царствие ему небесное, вынес мне голеностоп. Там такая травма была, что вопрос стоял проще некуда: буду я ходить ровно или хромать, какой футбол, ты что, Юран? Все разлетелось, один ахилл только был целый. Две операции, аппарат Илизарова, врачи говорят: один шанс из тысячи, что вернешься. А мне 18 лет всего, ё-мое. Вот где характер помог! Заново тогда ходить учился, больно, плохо было — словами не сказать, но я терпел и пахал, пахал и терпел. Почти год выгребал. Там я оказался молодчик, все правильно сделал, до сих пор горжусь, что стал одним из тысячи. А что до вашего вопроса… Есть такая штука — профессионализм. Вот его конкретно не хватало. Если брать чисто игру, вопросов ко мне, сколько себя помню, никогда не было. У меня перед матчем перемыкало, как в том фильме, помните, «Изо всех сил», где Сталлоне рестлера играл? Бейсболку козырьком назад — и спасайся, кто может. А вот в тренировках каждый день недорабатывал и вообще на эту тему не парился: да ладно, заканчивайте, какая еще индивидуальная работа, я все про себя знаю, я в порядке! Это уже про «Бенфику» говорю. Так-то понять нетрудно: пацану 21, а он уже сам себе хозяин, что после СССР как-то диковато. Там вся твоя жизнь — стадион и база, за тебя все давно придумано, ты просто выполняй: подъем, зарядка, тренировка, баня, массаж и так далее. Как в детском садике. А в Европе футбол отнимает у тебя два часа в сутки, а потом — гуляй, Вася. Вот мы с Васей Кульковым и гуляли нормально.  

— Счастье же. 

— Для нас, сделанных в СССР, это беда была. Реально — беда. Требования к себе любимому — нет, не слышали. Я вырвался из клетки, дайте полетать! 

— Сколько понадобилось лет, команд и стран, чтобы приземлиться? 

— Только после Португалии, наверное, включил голову. Всегда казалось: 22 года, 23, 25 — п-ф-ф-ф, да еще футбол не начинался, так и будет дальше катить! А потом вдруг — бабах, приходит день, когда ты понимаешь: оказывается, все уже. Ну, или почти все. И крутишь в голове совсем новое кино: а чего ты достиг, Серега, чем отметился? Ну да, немножко побегал, позабивал, повыигрывал. Но это же самый минимум, который был тебе гарантирован, потому что тебя футбольный бог приметил, а к максимуму ты и близко не подтянулся! И вот это уже настоящая боль. Самоедство, казнь, все дела… 

— Привычное состояние или все давно прожито? 

— К сожалению, привычное. Лет в 28, наверное, оно меня настигло и не отпускает до сих пор.

 «Жена потом говорила: думала, ты в Кащенко попадешь» 

Выступая в конце карьеры за австрийский «Штурм», Юран вместе с соотечественниками Андреем Чернышовым и Рамизом Мамедовым стал соавтором удивительного достижения. В сезоне-2000/01 «Штурм» уступил в двух выездных мачтах группового этапа Лиги чемпионов («Рейнджерс» и «Монако») с одинаковым счетом 0:5. Зато дома австрийцы всех соперников обыграли, а в последнем туре отняли очко у «Галатасарая» в Стамбуле (2:2) и заняли сенсационное первое место. Один из двух стамбульских мячей — на счету Юрана.  

— Совсем недавно футбольный мир отмечал 80-летия Валерия Лобановского. Помянули его незлым тихим словом? — «Динамо» — мой трамплин в Европу, а «Динамо» — это Лобановский. Я не так долго с ним работал, чтобы много говорить, но да — это был учитель. Он меня возвращал пару раз в реальность, было дело. Однажды в армию отправил. Я на 8 марта накуролесил что-то, попался и получил ссылку. Ну дела! Думаю: да ладно, недельку-две побалдею, вернет, куда денется. А нет. Месяц проходит, полтора — даже не алё. Меня уже в части за своего держали, имели виды, хотели отправлять на вышку куда-то, охранять заключенных. И тут меня паника прошибла: все, что ли, закончил с футболом, сапоги моя обувь? На этой тонкой грани Лобановский меня и подловил, когда я совсем закачался, — взял и вернул домой. Вот это Папа умел. Великий был психолог. Правда и то, что в «Динамо» год шел за три: чтобы дать результат, он выжимал свои команды досуха. В этом смысле я тоже кое-что для себя почерпнул, сейчас пригождается. «Физика» — основа основ в нашей футбольной реальности. 

 — Готовы сказать: «Лобановский — главный тренер моей жизни»? Или найдутся конкуренты? 

— Ну нет. Если уж выбирать, пусть будет Свен-Горан Эрикссон. Он помог четко понять одну важную вещь: есть характер — заиграешь, нет — сожрут. Там как было? Два-три месяца я в «Бенфике» — иностранец, чужак, кому-то перешел дорогу, выдавил из состава, отнял кусок хлеба. Драки были в раздевалке, на тренировках — стычки, причем такие, недетские тоже, в игре мяч не давали. Короче, душат русского, понятно. Языка я еще не знал, однажды подходит переводчик, говорит: «Мистер приглашает тебя на ужин». Я слегка присел, потому что у меня какое представление? Если тренер вызывает на беседу, ничего хорошего не жди. Наверное, на выход. Ну ладно, приезжаем вечером к нему домой, супруга приготовила ужин, Эрикссон достает бутылку вина, наливает, я давай изображать святого: что вы, мистер, да я к этой гадости вообще не прикасаюсь! «Сергей, нет проблем, — говорит, — это хорошее вино, и у нас приватная беседа, послушай внимательно. Ты прилетел с другой планеты, все для тебя здесь чужое, странное.

 Не знаешь языка, культуры, многих правил. И жизни не знаешь, молодой совсем. Ты немножко «плывешь», но извини, здесь именно так: все зависит от тебя. Я вижу и понимаю, что происходит в команде, но не могу занять чью-то сторону — ни твою, ни их. Надеюсь, и ты меня поймешь. Если поставишь себя правильно, выживешь — будешь играть. Сломаешься — поедешь домой, здесь это очень быстро происходит». Я после этого ужина на многие вещи как будто другими глазами посмотрел. Это был не совет, а путевка в новую жизнь, вот так скажу. Думаю, именно благодаря Эрикссону я десять лет играл в Европе. Я в Лиссабоне не так за клуб бился, как за тренера. Просто разрывал себя, чтобы его не подвести. 

— Так и было, тот еще детектив! Осенью 1990-го, сразу после сезона, сборная СССР поехала в турне по Латинской Америке. Вернулись в столицу, в Киев мне на следующий день только, в аэропорту подходит человек: «Олег Иванович хочет с вами переговорить». Почему нет? Выходим, стоит «Волга», в ней Романцев. Долго тянуть не стал: «Есть желание перейти в «Спартак»?» — «Мне спартаковский футбол очень нравится» — «Так давай, в чем проблема?». Тут же принимаю решение, пишу заявление. Прилетаем в Киев, а там уже все на ушах: Юран убегает в «Спартак»! Веремеев, начальник команды, говорит: «Тебя в ЦК компартии Украины вызывают. Завтра в 10 как штык». Мама дорогая! Ну ладно, приехал. Очень короткий был разговор, вроде как ни о чем. «У вас родители в Ворошиловграде? Мама поваром работает, отец — слесарь на заводе, все правильно? И брат там живет, верно? Ну, хорошо, вы свободны». Выхожу, говорю Веремееву: «Не пойму, что за ерунда: папа, мама… Странно как-то» — «Ты ничего не понял, что ли? Хочешь, чтобы в Ворошиловграде были проблемы? Нет, не хочешь? Тогда какой «Спартак»? Голову включи!»

 — «Спартак» вас все равно догнал потом, причем дважды. Или вы его догнали. 

— Да, но это уже совсем другие были времена. Оба моих захода в «Спартак» связаны с прекрасными воспоминаниями: сначала мы в Лиге чемпионов шороху навели, а потом стали чемпионами России. Романцеву я за доверие по гроб жизни благодарен.  

— Между тем он в последний момент отцепил вас от сборной России перед чемпионатом Европы в 1996 году. 

— И справедливо. Мы с Кульковым тогда в «Миллуолл» подались, и там я в силу разных причин о футболе думал мало. В Лондоне жила будущая супруга, тренер, который нас приглашал, ушел, с весом не все гладко было. Вызов я получил, да, но как только на сборы сели, все мои проблемы сразу вылезли наружу. Вес согнал по ходу дела, да и вообще себя немножко в порядок привел, был в списке до самого конца, но в итоге Романцев принял другое решение. Чисто по-футбольному он был абсолютно прав. 

 — Вы это сразу поняли? 

— Нет, обиделся поначалу, разозлился. Но эмоции ушли довольно быстро. Посидел, подумал: ну, блин, первый дивизион Англии, ничего не показал, пять месяцев из карьеры можно вычеркнуть, какие претензии к тренеру? Он прав на сто процентов. Вчера ты был в порядке, но вчера было вчера.  

— Случился ведь и еще один «отцеп» в вашей карьере, раньше: 1990 год, чемпионат мира в Италии… 

— Как сказать? В расширенном списке Лобановского моя фамилия значилась, это точно, но иллюзий у меня не было. Думаю, если бы не травма, я бы еще раньше Киеве заиграл — вот тогда да, был бы реальный шанс попасть в заявку. Лобановскому, знаю, нравилось, что я такой наглый, он любил бойцов. Мне Пузач, его помощник, говорил: Папа от тебя просто балдеет. Ну, а что? Я авторитетов вообще не знал, мог и сборника послать, если он наезжал, бился как дурной, лез везде. Вот это он любил, бесшабашность. Она неизлечима, как выяснилось. Из-за бесшабашности я и закончил раньше времени.  

— Вы про Австрию? 

— Ну да, «Штурм», 2001 год. Играли с Линцем, по-моему, пошел сильный прострел с фланга — можно было не лезть на этот мяч, а я полез. Головами столкнулись с защитником — уноси, оскольчатый перелом лобной кости. Долго лечился, муторно, месяцев семь-восемь, вроде пришел в себя потихоньку, а начал тренироваться — дикие головные боли. Профессор, который меня оперировал, дай бог ему здоровья, говорит: «Сергей, лучше заканчивай. Еще удар — и будешь овощ». Ну что делать? На семейном совете решили: да, заканчиваю. Но я-то не готов был! Вообще не готов! Планировал еще минимум три-четыре года бегать и чувствовал же, что могу. У-у-у, тяжелое было время, когда понял, что все, финиш — словами не передать. Футбол смотреть не мог, не ходил никуда вообще, закрылся от всех. Несколько месяцев — чистый кошмар. Жена потом говорила: думала, ты в Кащенко попадешь. Ну, не готов был, правда! Но потихоньку вырулил — благодаря жене в первую очередь. 

 — Хочу тему «отцепов-прицепов» закруглить. Многие фигуранты знаменитого «Письма 14» сожалели о том, что подписали эту нехорошую бумагу. Вы же, рассказывают, ругали себя за то, что отозвали подпись и поехали на чемпионат мира в США. Все так?

 — Там поначалу просто было. У многих игроков сборной России имелись индивидуальные контракты в клубах. Колосков и Тукманов настаивали, чтобы мы в «Рибоке» играли, а мы говорим: у нас же контракты, вы компенсируйте 50 тысяч долларов, и я буду в «Рибоке» играть, нет проблем. Вот на этом вся каша заварилась. А Пал Федорыч Садырин нас не поддержал, как-то так тихо-тихо в сторону отошел, хоть бы что сказал. Так самое главное, что этот вопрос решился, но тут на сцене появился Бышовец, он же любит ходить по головам. И покатилась история вообще в другую сторону: надо, оказывается, убирать главного тренера. Я сразу возбух: вы обалдели? У нас с Шалимовым возникло противоборство: я обзванивал пацанов, чтобы всем ехать в Штаты, Шаля — чтобы оставаться. К сожалению, многие не поехали, и мы потеряли чемпионат мира. В оптимальном составе сборная России там хорошо пошумела бы, это не только мое мнение.  

— Так я не понял: вы жалели, что попали в заявку? 

— Да как сказать… В команде не все гладко было из-за этой истории, «возвращенцы» как бы не котировались. Мы с Мостовым немножко изгои были, знаете. Так вроде нормально все, но не то, не то. Пал Федорыч все видел. А я да — жалел потом, что не додумал ситуацию, не докрутил. Нужно было перед Штатами дать интервью, объяснить людям, что в сборной частично новый коллектив сложился, в который Юран не вписывается. Это было бы честно.  

— Садырин не до конца контролировал ситуацию, я правильно понимаю? 

— Он очень хороший был человек и тренер прекрасный. Но жесткости ему не хватало. А игроки же сразу чувствуют, когда тренер немножко «плывет». Ну как немножко… Команда на тренировку, а Радченко — в стельку, не мычит даже, лежит рыгает. И никаких санкций, вроде как ничего и не случилось…  

— Может, и так, не знаю. Но я действительно очень хотел поехать. В итоге, правда, только один матч сыграл — первый, с бразильцами, да и тот не полностью. А Мост вообще просидел на лавке от звонка до звонка, кипел весь: «Да на хрена я сюда вообще приперся!»

 «Играй нормально, забивай — и все будет bem» 

Свой первый матч за «Бенфику» Юран провел 18 сентября 1991 года. Жертвой молодого русского пал мальтийский клуб «Хамрун Спартанс», которому Юран в Кубке чемпионов отгрузил сразу четыре мяча (итог — 6:0). Этот матч состоялся ровно через месяц после известных событий в Москве, получивших название «Августовский путч». Стиль игры Юрана мгновенно вызвал ассоциацию с политическими коллизиями, за которыми наблюдал весь мир, и тут же родилось подходящее прозвище — Русский танк. 

— Можно сказать, что лучшей командой в вашей карьере была «Бенфика»? 

— По всем внешним признакам — да, так и есть: первый зарубежный клуб, и сразу большой, забивалось хорошо, два титула. Но, но, но… Самые теплые, самые душевные воспоминания — это все-таки «Порту». 

 — Сыграли мало, забили с гулькин нос. 

— Дело в другом. «Порту» — это в полном смысле слова семья, familia. И я не только про клуб. Север Португалии — это trabalhadores, работяги, которые понятия не имеют, что такое понты, пафос. Север — это что-то с чем-то. Приняли нас с Васей как родных, клянусь. Я поначалу думал: наслышаны, кто такой этот Юран, поэтому все ходят и лыбятся. Потом смотрю — ко всем такое отношение. Чеха одного подписали, был новенький парень из Боливии — как будто в Порту родились, так им рады. Я потом понял: семейная атмосфера — заслуга президента Жорже Пинту да Кошты, он и сейчас в должности. Понятно, что в работе всякое случалось: были стычки, были споры, и Бобби Робсон любил нас подначивать, и Моуринью не отставал. Заводились, зарубались, никто не хотел проигрывать. Но вот свисток, тренировка закончилась, и какие бы страсти ни кипели — тут же все забыто. Обнялись, посмеялись, руки пожали и пошли в раздевалку друзьями. В «Бенфике» такого точно не было. Там конфликты с поля в быт переносились, это как здрасьте, атмосфера глуховатая, группировки: бразильцы, иностранцы, португальцы… Да, забивать у меня в «Порту» не очень получалось, это правда. Робсона пресса все пытала: взяли форварда, а он пустой, зачем такой? «А мне не нужен чистый бомбардир. Юран и завершает, и отдает, и двух центральных защитников связывает». Вообще в Португалии я попал в коммунизм, который нам обещали в СССР. В каком плане? Ты в ресторан заходишь, а хозяин — encarnado, «красный», бенфикист до мозга костей. Или o dragão, «дракон», который душу отдаст за «Порту». И если он тебя признал — хоть роту друзей с собой приводи, ни копейки не возьмет. Ладно один раз, два, но это же везде и постоянно. Ну, не могу я так! Мы уже и смеялись, и ругались, и дурачка включали — ничего не помогает. Удивительные люди португальцы! У них в системе жизненных ценностей на первом знаете что? 

— Сейчас скажете, что футбол. 

— Еще смешнее — клуб! А потом семья и работа. И этот порядок вещей даже не обсуждается.  

— Моуринью был в «Порту» одним из многих или оставил о себе особые воспоминания? 

— Когда Жозе начал работать на высоком уровне, все восхищались его талантом объединять команду вокруг себя. Соглашусь. Это и в «Порту» было заметно. Он всегда был в процессе: где-то кому-то подсказать, пихнуть даже, пошутить всегда готов, если надо — в квадрат или в двусторонку добавлялся по первому запросу. Очень искренне радовался победам и огорчался неудачам. Вот эти его фишки, когда он, уже великий, на коленях в костюме по газону ездит, — они и в «Порту» проскакивали. Жозе очень вовлеченный парень. Его любили в команде. Вообще не удивлялся, когда игроки таких больших клубов, как «Челси» или «Интер», за него убивались. Но потом настало время, когда он, к сожалению, одел корону. Это тоже факт. Мы встречались с Бобби Робсоном в Манчестере, играли там по какому-то поводу сборная мира и сборная Англии. Робсон уже приболевший был. На гала-ужине зашла речь о Жозе. Я говорю: «Ваш ученик, мистер, столько от вас взял! Вы ему дали дорогу в большой футбол». Он аж взвился: «Даже слышать не хочу о нем! Уже больше пяти лет не общаемся». 

— Правда, что вас из «Бенфики» в «Ньюкасл» приглашал лично Кевин Киган? 

— Правда. После первого года в Лиссабоне я летал на переговоры в Лондон, Киган очень хотел меня забрать.  

— Англичане предложили точно такой же контракт, какой был у меня в «Бенфике». Англия — это интересно, конечно, хотя далеко не так интересно, как сегодня, но я всех поблагодарил и отказался. Смысла — ноль. «Бенфика» — большой клуб, в отличие от «Ньюкасла», я игрок основы, адаптировался в стране, говорю на языке. Ради чего перемены? Чисто рациональный подход.

 — Думаю, в офисе «Бенфики» за Юраном очередь тогда стояла, в приемной не только Киган мялся. Шутка ли: не успел приехать — и сразу лучший бомбардир Кубка чемпионов. 

— Да, я здорово по этому поводу переживал, помню. 

— В смысле? 

— Мы с Жан-Пьером Папеном забили по 7 мячей и поделили титул. А я ничего ни с кем делить не собирался. «Марсель» вылетел раньше, мне нужно было в последней игре еще один забить, а ничего не получалось, я психовал, думал: ну, как так-то, это же бывает раз в жизни! Так и вышло в итоге.

 — «Выиграл», а не «поделил» — это принципиально? 

— Для меня да. Если тебе дается шансик — из него надо выжать максимум. Я должен стать лучшим, а не Жан, Пьер или какой-нибудь там Папен. Это — история, это навсегда. Такой характер, что могу поделать? А вообще я должен был изначально в Ливерпуль из Киева ехать, а не в Лиссабон. У меня уже британская виза стояла, но буквально за два-три дня до вылета что-то поменялось, «Бенфика» дала больше. Меня просто поставили в известность: извиняй, Серега, едешь в Португалию.  

— С «Ньюкаслом» сами вели переговоры или уже через агента? 

— Агентов у меня никогда не было. В первой сделке, между «Динамо» и «Бенфикой», знаю, принял участие Пини Захави, сейчас это очень известный в мире футбола человек.

 — О, да. Мафия. 

— Ну вот, он вел весь процесс. А дальше я уже сам. В Лондон просто взял переводчика — Паулу Барбозу.  

— Ну, нормальные у вас переводчики… 

— Да, он сейчас крупная фигура в футбольном бизнесе, а тогда преподавал в университете и обучал нас с Васей Кульковым португальскому. В дальнейшем на меня многие агенты выходили, но я искренне не понимал, зачем они нужны. Выходи на поле, играй нормально, забивай — и все будет bem, то есть отлично. Какой агент, зачем агент? Как оказалось, не все так просто. Потом узнал, что несколько хороших вариантов мне на этом рынке заблокировали: «Наполи» меня хотел, другие итальянские клубы. В общем, явных ошибок я вроде не допустил, никто меня не кинул, но в целом футбольная жизнь могла сложиться и получше, это надо признать. 

 «Не надо делать из эмблемы культа»  

После завершения карьеры Юран быстро определился с будущим и поступил в Высшую школу тренеров. В 2002 году занял пост директора клубной академии «Спартака», потом возглавил спартаковский дубль, а летом 2003-го, после отставки Романцева, мог стать главным тренером. Рассказывают, что президент «Спартака» Андрей Червиченко выбирал между Юраном и Андреем Чернышовым, но выбор за него сделал сам Юран, отказавшийся от должности в пользу более опытного коллеги. Чернышов с треском провалился, вместе с ним был уволен весь тренерский штаб, включая Юрана.  

— Дзюба а, кто же еще?  

— Он здорово работает корпусом, а это большой и тяжелый труд, я вам скажу. Защитник не может под тебя подлезть и далеко не всегда видно, чем он это компенсирует. И на ахиллы наступит, и почки проверит, и по позвонку кулачком пройдется. Кроме Дзюбы и не вижу нападающих, которые могли бы эту работу качественно делать. И да — Дзюба_а тоже живет игрой. У него мой девиз: с поля нужно уйти победителем, любой другой исход — разочарование. 

— Есть в РПЛ команда, за которой вы следите внимательнее, чем за другими? 

— Единственной и неповторимой команды у меня в России нет, но понятно, что особняком стоит «Спартак», за который я играл.  

— И что? Артем закончил академию, да, а Ромку пришлось оттуда забрать. В какой-то момент его немножко в сторону от футбола развернуло, но сейчас обратно навернуло, но теперь он уже в Красногорске, поближе ко мне. цска — это был очень простой выбор, чистая логистика, ничего личного. Сокольники — два часа хода в одну сторону, а цска — рядом. Не раз пытались мне это дело прикрутить: да как так, играл за «Спартак», а своих отдал в конюшню! Но с такими персонажами у меня разговор короткий. Мало ли где я играл, не надо делать из эмблемы культа. Вот если бы в «Спартаке» пацанам давали круглые мячи, а в цска квадратные — я бы сильно задумался.  

— У Артема в прошлом году отличная была статистика за ваш «Зоркий», почти все матчи провел в основе, а в этом, смотрю, похуже. Проиграл конкуренцию? 

— Нет, травма, паховые кольца. Пришлось, к сожалению, долго восстанавливаться.  

— Объясните мне, если сможете: зачем вы во второй лиге? Почему Красногорск? Я понимаю, что команд в России меньше, чем тренеров, но с таким-то опытом и амбициями… 

— Во-первых, Красногорск не чужой для меня город: жена отсюда родом, теща здесь живет. Во-вторых, давайте без снобизма. Это очень интересный проект, на самом деле. Идея возродить футбол в Красногорске принадлежит Радию Фаритовичу Хабирову, предыдущему главе города. Я много повидал руководителей разных уровней, с которыми приходилось решать футбольные вопросы, но здесь чуть ли не впервые встретил человека во власти, для которого футбол — не игрушка, не обязанность, а реально важное дело. Причем не для себя, а для города. 

 Познакомились, пообщались, мне в целом проект понравился: поступательное развитие, нормальное финансирование, профессиональный подход, никто в работу не вмешивается. «Возьмешься?» — «Если так просто ковыряться — не подписываюсь, — отвечаю, — а под задачу пойду». Расписали программу — в течение двух лет выход в ФНЛ, создание и развитие академии имени Юрана — и ударили по рукам. Немножко авантюрно, да, но я люблю такие вызовы. Это было летом 2017-го. Покатило все здорово, команду мы сделали буквально на коленке, но задачу — попасть в пятерку — в первом сезоне выполнили уверенно. Во втором, то есть в текущем, должны попасть в тройку. Или были должны, пока не знаю. Осенью Хабирова направили на работу в Башкирию, расклады поменялись.  

— Пока ясно только одно: команду решено сохранить, сезон мы доиграем. Бюджет подрезали, многие, в том числе главный тренер, пошли на сокращение зарплаты, но главное, что «Зоркий» жив. А вот академии вернули статус ДЮСШ, и это очень печально. Детские тренеры грустят, поникли. Им памятники при жизни нужно ставить на самом деле, а не зарплаты резать. Все понимаем: санкции, кризис, но мы же тут не дачи себе строим. Мы город развиваем! До того как в Красногорске была создана команда мастеров, в школе занимались около 300 мальчишек, потом, в академии Юрана, их стало 1100. Что будет сейчас — опять же, не знаю. 

 — Бюджет у «Зоркого» был такой, что его можно резать? 

— Так получается.  

— В новогодние праздники мы уходили именно с такими ожиданиями: скорее всего, снимаемся с чемпионата, трудоустраиваем футболистов. Но нет, поживем еще, за что новому руководству — сердечное спасибо. 

— Ну вот, «поживем». А как же амбиции? 

— Слушайте, у меня были и есть варианты соскочить, когда все стало непонятно, но я не крыса, а человек. И вокруг меня люди, на которых я не могу плюнуть. Ничего, пусть молодежью, но мы доиграем, а дальше уже видно будет. Может, новое руководство в сути вещей разберется — и опять задачи появятся, спонсоры найдутся. 

— В ноябре слухи отправляли вас главным в Уфу. Сколько здесь правды? 

— Ходили такие слухи, да. У нас с Хабировым очень хорошие отношения выстроились, мы здесь плотно взаимодействовали на протяжении полутора лет, все получалось. Поэтому схема простая: раз Хабиров — первое лицо Республики Башкортостан, значит, Юран — главный тренер «Уфы».  

— Ну а как иначе-то. 

— Нет, на сегодня явно преждевременные выводы. А что будет потом — не знаю. 

 Источник: Матч.ТВ

оставлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи!