– Играл в Махачкале за «Терек» с «Зенитом». Кудряшов сбил кого-то из соперников, но судья Карасев показал карточку мне, хотя меня и близко не было. Я поразился: «За что?!» Но подошел Федя и сказал: «Это я сфолил». Карасев отменил мое удаление и выгнал Кудряшова. Надеюсь, обойдусь без красных карточек до конца карьеры. 

– Другой чешский защитник, игравший в Италии, Томаш Ржепка – ваш антипод: девятнадцать удалений за карьеру. Что у него сейчас за проблемы?  

– Ему дали реальный тюремный срок за то, что он со своей нынешней девушкой поставил на эротический сайт фото бывшей жены. Но он подал апелляцию на решение суда, и скоро будет повторное рассмотрение дела.  

– Вы признавались, что в Москве любили петь в караоке Григория Лепса. 

– Мне до сих пор нравятся его песни. Кстати, скоро концерт Лепса в Праге – если будет свободное время, хочу сходить. В Москве я так и не попал на его концерты. Ходил только на Beyonce. 

– Радослав Ковач вспоминал, что крупную победу над «Динамо» 5:1 спартаковцы отметили водкой. С тех пор Ковач к ней не притрагивался.  

– Я тоже. Игра была ранняя, и перед ней мы особо не покушали. После матча – ресторан. Решили: всем водки. Я не стал откалываться от коллектива, но на голодный желудок улетел с одной рюмки – вообще не понимал, что происходит. Девушки думали, что двинем куда-то еще, но мы с Ковачем уже не могли никуда ехать – еле до дома добрались.

– По пути домой вы выпали из машины? 

– Я хотел выйти, но нога где-то застряла, и я упал на асфальт. Рассек бровь и лоб. После выходного пришел на тренировку. Тренер Старков: «Что случилось?» – «На лестнице поскользнулся». Рассмешил тренера. 

– В посиделках с игроками из тренеров «Спартака» участвовал только Карпин? 

– Да, это было очень непривычно. Ни до, ни после не встречал тренера, который после игр ходил бы с игроками в ресторан. Но для меня Карпин был больше футболистом, чем тренером. В 2009–2010 годах он показывал такой уровень на тренировках, что спокойно мог бы играть за «Спартак». 

 – Вы планировали открыть ресторан в Москве.  

– Я и открыл весной 2014-го – назывался Wicked. Недалеко от «Атриума». Там была русская и европейская кухня и известный повар Константин Ивлев, но со временем не повезло – санкции, падение рубля. Ресторан протянул недолго.

 – Вы все еще совладелец пражского автосалона?

– Нет, эта история закончилась. Сначала бизнес шел нормально, но с отъездом в Россию стало труднее контролировать процесс. Я продал свою долю, а потом мои партнеры закрыли автосалон. 

– Лет в четырнадцать – на старенькой маминой «Ладе». Учился на дороге, где никто не ездил, но все равно не очень получалось. Не мог разобраться с ручной коробкой передач. Права потом получил только со второй попытки. Мы постоянно ездили с инструктором по одной из дорог, а, когда я по ней же проехал на экзамене, выяснилось, что проехал под кирпич. «Но инструктор говорил, что тут можно ездить!» – «Нет, это ошибка».

– Зачем вы получили диплом мясника? 

– Мой партнер по команде, учившийся на мясника, рассказал, что во время практики тебе платят деньги и дают домой салями. Мне казалось, что эта работа с перспективой – с ней я всегда буду сытым. Вот и пошел учиться на мясника после восьмого класса. Неделю сидел за партой, неделю работал – и так три года. Практиковался на заводе, где работало полторы тысячи человек. Мне было четырнадцать лет, но я вставал в половине пятого утра и вкалывал, как взрослый мужик. Рубил и резал мясо – теперь все руки в шрамах. После трех лет такой тяжелой работы решил, что лучше уж буду футболистом.

– Почему ваш старший брат Михал не стал футболистом? 

– Из-за сильной астмы. Михал играл лучше меня, был сильным крайним полузащитником, его звали хорошие клубы, но пришлось закончить с футболом. Сейчас работает в компании по производству кондиционеров. 

– В детстве хоккей мне нравился больше – играл зимой на площадке у нашего дома на окраине Праги. Щитки, клюшки и коньки стоило слишком дорого, а особо много денег у нашей семьи не было, так что в двенадцать лет я сфокусировался на футболе. Но и сегодня на зимних каникулах я играю в хоккей в одной из чешских любительских лиг. Раньше компанию мне составляли бывшие профессионалы – сорока-пятидесяти лет. Хорошо, что они не безбашенные, играли с головой. Не дай бог я бы травму получил.

– Да, поэтому раньше я не очень охотно говорил об этом в интервью. Если бы меня травмировали на льду, у меня были бы большие проблемы. Но я играл, несмотря на риск. Хоккей всегда был в моем сердце. Не знаю, кем бы я стал, если бы в девяностые у моей семьи были деньги на хоккейную амуницию, но могу точно сказать – если сейчас по телевизору идут футбол и НХЛ, я выбираю НХЛ. Я люблю силовой, жесткий хоккей, поэтому в детстве моим кумиром был Эрик Линдрос. К сожалению, он рано закончил карьеру из-за шести сотрясений мозга, но и после его ухода я продолжаю болеть за «Филадельфию» – там сейчас играет мой друг Якуб Ворачек. Может, съезжу в новом сезоне на его матчи.  

– Где вы рыбачили в детстве?  

– На реке Бероунка, в семи минутах от дома. Ходил туда каждый день после школы и на выходных. Интереснее всего было ловить угря. Стоишь, ждешь, мокнешь под дождем, тянешь удочку, думая, что ничего не поймал, а на крючке – длиннющая рыба. 

 – Как вас выловил Властимил Петржела?  

– Мне было всего шестнадцать, когда он выпустил меня в основе пражского «Богемианса». Я был опорным хавбеком, но у нас травмировался левый защитник, и Петржела поставил меня на фланг. Ему понравилось, как я сыграл, и он оставил меня в обороне. Тогда я учился на ветеринара (это было уже после получения диплома мясника), но Петржела сказал: «Выбирай – футбол или учеба». Конечно, я выбрал футбол. Все, чего я достиг – благодаря Петржеле. 

– Зимние сборы Петржелы – мука? 

– Было четыре тренировки в день – даже на лыжах катались. Я не умел, поэтому мучился в два раза больше. А проехать-то требовалось двадцать километров. Однажды я упал в снег и заявил: «Дальше не поеду. Не могу». Проезжавшие мимо ребята меня немного пристыдили, и я все-таки поднялся. После тех сборов я мог переносить любые нагрузки. 

– Как очутились в «Реджине»?  

– Итальянцы заметили меня в отборочном матче молодежного Евро, сразу провели переговоры, и уже через неделю я улетел в Италию. Правда, моя трансферная карта где-то застряла, и несколько недель я не мог играть – только участвовал в тренировках. На них, кстати, часто бывал президент «Реджины» Лилло Фоти. Очень эмоциональный мужчина. После неудачных матчей заходил в раздевалку и ругал игроков.

– Премиальных в «Реджине» не было, но после пары успешных матчей Фоти дал нам ваучеры на покупки в его магазинах одежды – в Милане и других городах Италии. Ваучер был на тысячу евро, но, когда мы пришли в магазин, выяснилось, что самая дешевая вещь стоит тысячу двести. 

 – Зарплату Фоти задерживал?  

– С первого дня. Не помню, чтобы хоть одна зарплата пришла вовремя. Бывало, что задерживали на три месяца. Еще по контракту обещали машину, но предоставили ее только через год. Но я-то был молодой, на пропитание мне и так хватало, а на тренировки подвозили ребята из команды. В двадцать лет я уезжал за две тысячи километров от дома не за красивой жизнью. Важнее было, что я каждую неделю играл против Шевченко, Вьери и Зидана. 

 – Как игралось против Вьери? 

– Он очень мощный, умеет играть корпусом и забивать из любой ситуации. Правда, действовал грязно, работал локтями и однажды рассек голову моему партнеру по защите, которому пришлось покинуть поле.  

– Как прошла первая встреча с Зиданом? 

– Моя премьера в Италии пришлась на домашнюю игру с «Ювентусом». Зидан пробросил мяч между игроками, побежал к воротам, я выбил у него мяч, но он меня толкнул, и я неудачно упал. Подумал, что сломал ребро. Меня заменили уже в середине первого тайма и отвезли в больницу. К счастью, обошлось без перелома, и уже в следующей игре – с «Ромой» – я разыграл штрафной с правой стороны и отдал голевой пас албанцу Богдани, моему соседу по комнате. С Богдани мы близко подружились.

 – А с Сунсуке Накамурой?  

– Он меня здорово выручил. Татуировки на японском я делал с его помощью – он проверял, нет ли ошибок. У самого Сунсуке татуировок не было – в Японии это не очень приветствуется. Накамура был очень популярен. С первого его дня в Италии за ним следовали три-четыре человека с телевидения, снимавшие каждое его движение. Он гениальный футболист. Такой левой ноги я ни у кого больше не видел. Штрафные он исполнял просто невероятно.  

– Почему «Реджина» вылетела через полгода после вашего приезда? 

– Отчасти – из-за фанатов. В последних турах мы боролись за выживание, уступали дома «Фиорентине», и с трибун в нас полетели сиденья и древки от флагов. Бардак начался такой, что игру прервали на десять минут. Наш стадион дисквалифицировали, и последний домашний матч пришлось проводить в Катанье. Там мы не чувствовали себя, как дома, проиграли и вылетели (а в серии Б – еще больше команд и игр, причем много клубов с юга Италии, так что почти каждый матч был как дерби). На нашу базу пришло полторы-две тысячи фанатов, разбили и расцарапали машины игроков. Так часто бывало после провальных матчей. Успокаивать фанатов выходили тренер Франко Коломба и капитан Франческо Коцца.

 – Чем еще эти двое запомнились? 

– Коломба классно играл за «Болонью» и поражал нас своей техникой на тренировках. А Коцца – местный парень, калабриец, из Козенцы. Его женой была Мисс Италии 1999 Манила Наццаро. 

– После матчей они выстраивались у стадиона, желая нас побить, и мы сидели в раздевалке в ожидании полиции. Иногда мы даже улетали после игр на неделю в окрестности Рима, чтобы спокойно тренироваться. А однажды фанаты устроили забастовку. Начинается игра, а трибуны пустые. Только на пятнадцатой минуте появились болельщики и стали петь. 

– В Реджо-ди-Калабрии часто ходили на море?  

– Не особо, потому что солнце и пляж утомляют – нормально тренироваться после этого невозможно. При этом наши домашние игры часто назначали на три часа дня, в самый солнцепек – сорок градусов. Это меня удивляло.  

– На победном молодежном Евро-2002 вы забили первый гол Чехии. 

– А просто положение было безвыходным. Мы проиграли первый матч Франции, и если бы не победили Бельгию во втором туре, – все, до свидания. Я прибежал на угловой, замкнул около дальней штанги, и мы победили – 1:0. Правда, финал не доиграл. В борьбе за мяч француз ткнул мне пальцем в глаз, и я перестал им видеть. Победу на Евро праздновал с зажмуренным глазом, а потом неделю ходил к врачам. Со временем зрение вернулось. 

– Через два года вы вышли в полуфинал Евро-2004 – чем тогда впечатлил Павел Недвед? 

– Есть немало игроков, которые много говорят в раздевалке, а на поле пропадают. Павел, наоборот, ни на кого не орал, попусту не болтал, но был для нас всех примером на поле. Много бегал, вступал во все единоборства и всегда играл на команду. Люблю таких футболистов. 

 – Летом 2004-го вас звали не только в «Спартак»?  

– Еще в «Селтик» и «Шахтер». Говорили и про «Интер», но без конкретики. Позже подключился «Зенит», который тренировал Петржела. Узнав, что я готов приехать в Россию, он стал настойчиво уговаривать меня перейти к нему, но на тот момент я уже дал согласие директору «Спартака» Юрию Перваку. В Праге он устно договорился с моим агентом Виктором Коларжем, и когда я приехал в Москву, все договоренности были подтверждены контрактом. Если бы Петржела обратился ко мне на неделю раньше, я, может быть, оказался бы в «Зените». Все-таки с чешским тренером мне было бы проще адаптироваться в новой стране. С другой стороны, я не жалею, что попал в «Спартак». Он навсегда в моем сердце. В «Спартаке» мне было легко, потому что сначала был итальянский тренер Невио Скала, которого я понимал без переводчика. Когда пришел Старков, мне переводил Дима Аленичев, но вскоре я и сам освоил русский. Потом уже сам переводил Моцарту, перешедшему из «Реджины», и Ковачу. 

– Каким поступком удивил Владимир Федотов, тренировавший «Спартак» перед Черчесовым?  

– Запомнился период, когда у нас было много матчей – в чемпионате, Кубке и еврокубке. За два дня до очередной игры Федотов вдруг объявил: «Сегодня тренироваться не будем. Садитесь в автобус». И увез нас на прогулку около пруда. После сказал: «Всем до свидания. Отдыхайте». Он понимал, что из-за большого количества игр лучше пожертвовать тренировкой и дать игрокам психологическую передышку.  

– При Федотове дебютировал Артем Дзюба. Каким он был в середине нулевых? 

– Дерзким. Всегда его было слышно. Правда, тогда еще больше говорили про Александра Прудникова, здорово сыгравшего на юношеском Евро, но их карьеры сложились по-разному. 

– После поражения от ЦСКА (1:5) Черчесов выгнал вас с тренировки в ответ на ваше недовольство. Что вам не понравилось? 

– Тогда все были недовольны отправкой в дубль Титова, Калиниченко и Моцарта. Тренер по физподготовке Тони Берецки передал мои слова Черчесову, тот отправил меня домой, но уже на следующий день я снова тренировался с основой. Когда мы встретились с Черчесовым в «Тереке», Берецки рядом уже не было. Ему помогал Владимир Паников, работающий сейчас в сборной России. 

 – Самая серьезная травма в вашей карьере? 

– В 2007 году, когда «Спартак» тренировал Черчесов, воспалился ахилл. Я долго играл на уколах, мучился, но больше не мог. В какой-то домашней игре попросил замену – боль такая адская, что и уколы не помогали. Вместо меня вышел Паршивлюк, а я полетел на операцию в Германию. Там мне сказали: «Если бы ты не заменился, вообще порвал бы ахилл». Мне зашили надрыв одного ахилла, почистили второй, но боли оставались, и я не играл больше полугода. Можно сказать, из-за меня Ковач не перешел в миланский «Интер». Там его очень хотели, но «Спартак» не понимал, когда я вернусь, и отказался отпускать еще одного защитника. 

 – А через полтора года Ковача отдали в аренду «Вест Хэму». 

– Карпин сказал, что Ковач ему не нужен и он отпустит его, если будет предложение. Мне он тоже сказал, что могут быть проблемы с игровой практикой, но я не боялся конкуренции и ответил: без вопросов, буду доказывать, чего я стою, на тренировках. 

 – Кто из тренеров «Спартака» отменял заезды на базу накануне матчей?  

– По-моему, Лаудруп. В день игры мы обедали в отеле «Золотое кольцо», отдыхали в номерах и отправлялись на игру. Потом это отменили, потому что из-за пробок некоторые игроки опаздывали.  

– Со «Спартаком» вы четыре раза заняли второе место при трех разных чемпионах – ЦСКА, «Зените» и «Рубине». Когда было обиднее всего, что не стали первыми?  

– Наверно, в 2009-м, когда мы выступали неплохо, но летом потеряли Володю Быстрова, вернувшегося в «Зенит», а в конце сезона пару раз ошибся мой друг Сослан Джанаев, преемник Плетикосы. Но для меня четыре серебра – признак стабильности. 

– Лимит – это глупо. По-моему, его нигде в мире нет, кроме России. Его вводили, чтобы российские футболисты много играли и попадали в сборную, но это бред: ребята начинали торговаться за зарплаты, а не думать об игре, потому что понимали – с паспортом РФ они всегда будут на поле.

 – Вы покинули «Спартак» через полтора года после того, как вас выбрали капитаном. Нарушение режима на сборе стало лишь поводом?  

– Конечно. Во всем мире игрока, нарушившего режим, штрафуют или переводят во вторую команду, но Карпин воспользовался случаем, чтобы освободить место в команде новым защитникам – Парехе и Сухи. 

– Ковач говорил, что русским игрокам «Спартака» больше доставалось от Карпина, чем иностранцам.  

– Да. Например, Веллитон мог делать все, что хотел, но при этом становился лучшим бомбардиром чемпионата. А потом Карпин стал ругать Веллитона за лишний вес, и на него это повлияло – результативность упала.  

– Бразильцы Алекс и Веллитон были суперзвездами «Спартака». Почему не раскрылись аргентинцы – Кавенаги, Родригес, Майдана?  

– Я злился на Кавенаги, когда не помогал обороне, но после его голов претензии снимались – все же он забил больше десятка голов за «Спартак». Родригес много пользы приносил в атаке, но не очень хорошо защищался. Майдана здорово выглядел на тренировках, но в играх у него получалось мало – было видно, что его это мучило.  

– Вместо Ковача «Спартак» взял Рафаэла Кариоку. Почему он так долго адаптировался?  

– Кариока – талантливый полузащитник, но обижался, когда ему делали замечания на тренировках или играх. Воспринимал это не как помощь, а как наезд на него. Из-за этого он не очень хорошо играл. А потом – с приходом Ибсона – в команде оказалось слишком много бразильцев. Два – нормально. Четыре – уже плохо. Они стали думать, что им все позволено и они могут не слушать остальных, отделяться от коллектива. Хотя Алекс отличался от других бразильцев, у него европейский менталитет.

– Придя туда в тридцать один год, я оказался одним из самых молодых в команде – например, нашему второму вратарю было срок три. Тренер Алекс Маклиш очень меня хотел, но сначала ставил только в Кубках, а в чемпионате я сидел на лавке. Потом наш центральный защитник травмировался, я сыграл три матча подряд, и Маклиш сказал мне: «Я дурак, что раньше тебя не поставил. Это моя ошибка». Но было уже поздно – мы не успели спастись от вылета. 

– Из-за того, что вас поздно поставили в основу? 

– Может, еще потому, что после победы в Кубке Лиге все в «Бирмингеме» праздновали два месяца и не обращали внимание на чемпионат. Казалось, никому неинтересно, на каком мы месте, – главное, что обыграли на «Уэмбли» «Арсенал» и завоевали Кубок. Кстати, победный гол тогда забил Обафеми Мартинс – мы менялись c ним майками, еще когда он выступал за «Интер», а я за «Реджину». 

 – Чем занимались в Бирмингеме, пока не играли? 

– Почти каждый день рубились с Сашей Глебом в хоккей на приставке – то он ко мне приходил, то я к нему (в город за весь год выбрались раза три – там много университетов, повсюду студенты и ходить особо некуда). Причем Саша раньше не играл в NHL, но я его научил. Еще делились своими проблемами. Саша-то привык играть в пас, а в «Бирмингеме» оказывался как будто под мостом: мяч все время пролетал над ним. Ему было тяжело – игра шла практически без полузащиты. 

 – Чем запомнился тогдашний владелец «Бирмингема» Карсон Юнг? 

– Про него говорили, что он очень-очень богатый. Но за выигрыш Кубка Лиги он выписал какие-то смешные премиальные – пять тысяч евро, и то только тем, кто вышел в стартовом составе. По российским меркам это смешно. Потом у этого китайца начались проблемы с налоговой. Его посадили.

– С «Тереком» вы лидировали в премьер-лиге осенью 2012-го, но следующим летом ушли в «Томь». Почему?  

– Хотел остаться, но мы не договорились о новом контракте – причем весь вопрос был в тридцати тысячах долларов в год. Это было дело принципа – я отыграл все матчи в успешном для клуба сезоне и хотел зарплату основного игрока, а не игрока на подхвате. Когда мне отказали, пошел на гораздо меньшие деньги в «Томь» – к своим друзьям Ренату Сабитову и Яну Голенде. Мы по-глупому вылетели в стыковых матчах, и я понял, что хочу помочь команде вернуться в премьер-лигу. Это удалось только на второй год. 

 – А до этого в «Томь» даже священника приглашали. 

– Для России это нормально. Такое и в «Спартаке» бывало. Точно помню, что на базу в Тарасовке два-три раза приезжал священник. 

оставлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи!