— А в чём я не прав? В том, что хочу, чтобы игроки отрабатывали свои контракты? Я что, желаю вреда Кокорину или Дзюбе? Да ни в коем случае! Они — мои коллеги по цеху. Но в моё время люди бились на поле за Родину, за клуб, а сейчас будто делают одолжение. Они забывают, что армия болельщиков в Санкт-Петербурге тоже смотрела трансляцию и теперь задаётся ровно тем же самым вопросом, что и Валерий Леонидович: «А чего они вышли на поле?». Не хочешь играть – зачем выходишь? Есть футболисты, которые то ли под воздействием критики, то ли ещё чего, прибавляют. Смолов совсем другим футболистом стал. Видно, понял: корёжить футбол нельзя. Есть скорость, мышление. Много открывается в свободные зоны. Как говорили мастера высокого класса, в первую очередь нужно уметь играть без мяча. 10 раз вхолостую откроешься, а на 11-й получишь и забьёшь. Если игрок передней линии не лезет в штрафную, гнать его надо из футбола. Это площадь, где убивают. Там больно, там встречают в кость. Конечно, у защитника, твоего опекуна, громадное преимущество. Он — разрушитель. Как Ковтун Юра – положит тебе шпагу на шею и будет рвать позвонки. А ты сделай так, чтобы защитник на заднице ползал. 

— У меня в Интернете есть сайт – болельщики сделали – где ведём полемику с людьми. Жена приносит с работы распечатки. Поначалу высказывания в мой адрес были аховые – чуть ли не матом. А сейчас, смотрю, все болельщики – и «Спартака», и ЦСКА, и «Динамо» — стали прислушиваться к моим высказываниям. Некоторые даже извиняются. Поняли наконец, что я говорю о футболе! 

А обижается кто-то или нет, мне плевать. Я не заключаю ни с кем пари – лишь высказываю то, что наболело. Ко мне обращаются за комментариями ваши коллеги. Иной раз замечают: «Валерий Леонидович, очень дерзко…». Вы позвонили – переваривайте! Говорю то, что вижу.

Я почему говорю о Слуцком? Мы ведь даже не знакомы. Я не лично Слуцкого или Бышовца защищаю – я защищаю их права. Нельзя людей на посмешище выставлять. Вы знаете, как я рад, что «Локомотив» тренирует мой друг Сёмин. Часто с ним перезваниваемся. Единственное, желаю Юрке поменьше нервничать, переживать. Сердце – такая штука. Я вон четыре операции в прошлом году сделал – четыре шунта… 

Страшно равнодушие. Вдумайтесь, мы за последнее время потеряли две команды с традициями – «Торпедо» и «Динамо»…

— Только примитивного характера. Я же не политик – революций не замышляю, в пекло не лезу. Хочу, чтобы в футболе произошёл переворот – в положительную сторону. Если я считаю, что Газзаев не прав, предлагая отменить лимит на легионеров, то говорю это открыто: «Валера, ты, как депутат, наоборот, должен бороться за его ужесточение». Чтобы играло четыре иностранца и семь россиян. 

— За это спасибо агентам, руководителям клубов нужно сказать. Люди набивают себе карманы. Сначала эти деятели раздувают зарплаты, а потом команды рушатся: нечем в автобусе за билет заплатить… Бардак! В федерацию футбола должны прийти новые люди, молодые, прогрессивные, болеющие за футбол. Только такие смогут вытащить наш футбол из грязи. Нас так засосало, что никакие деньги уже не помогут. Захлёбываемся.

Много раз говорил: «В Сибири, за Уралом – запретить играть в футбол». Как это ни больно. Нет, пускай играют по любителям, как раньше было. Там вечная мерзлота – какой футбол?! «Томь» живёт в гостинице «Измайлово», а потом идёт к Путину с протянутой рукой: «Дайте денег на зарплату». В то же время Волгограде команды нет, в Новороссийске нет. Владикавказ и Астрахань – то же самое. А ведь именно там, на юге, и должны играть в футбол! А в Сибири надо развивать зимние виды: биатлон, лыжи, двоеборье, трамплин. Неужели непонятно?! Для кого «Спартак» играет в Томске в 14 градусов мороза? Англичане футбол не для того придумали, чтобы в тулупах и валенках его смотреть. Они придумали его, чтобы кайф получать. Зелёная поляна, хорошая погода, пивко, бутерброды – всё должно вернуться на стадион. В советские времена так и было. Вместо этого у нас выходят дворники в телогрейках и долбят лёд ломом. 

— Весна-осень. Однозначно. Начинать играть надо в начале марта, заканчивать в ноябре. Что у нас происходит? Дурдом. Футболисты отдыхают больше, чем работают. 13 туров провел – он уже на Канарах, ж… у греет. Устал! 

— Слуцкий – странное для меня явление. Карьеры футболиста не сделал, зато буквально по учебнику сделал карьеру тренера. Уже в «Москве», «Крыльях» я видел в Слуцком новатора. Грамотного специалиста, который себя не выпячивает. Думал про себя: вот его бы в «Спартак»… 

— Критикуя тренера, посмотрите на заслуги. У Слуцкого они высвечиваются, как названия станций на табло метрополитена: чемпион, обладатель Кубка, Суперкубка…

— Разные причины. Не захотел, если коротко.

— Много в футболе было бардака. Не было ни малейшего желания участвовать в этой сваре и себя обманывать. Я пошёл по другой стезе. А говорить о футболе начал недавно. Юрий Саныч Севидов, когда жив был, часто звонил, советовался насчёт статей. Не раз предлагал: пиши. Я отнекивался: «Юр, говорить буду – писать нет». Потихонечку втянулся в это дело. 

— Войну вообще не помню. Первое яркое воспоминание из детства – футбольное. Чёрный ящик, репродуктор, который висел в коммуналке на кухне. Голос комментатора Синявского. 

— Голодное было время. Карточная система. Вечно недоедали. Жили в коммуналке недалеко от «Красных ворот». Толпа ребят из тюрьмы выходила, новая партия входила. Многие мужики на войне погибли – безотцовщина, воровство. Улица нас кормила, одевала, трепала. Тяжёлое время, но незабываемое.

— Шестеро на двадцати метрах. Кто на полу спал, кто на стульях. Не жировали. 

— Кусок хлеба с топлёным маслом – и иди гуляй. Или в школу. Самоучки в основном были. ЕГЭ, родительские комитеты – ничего этого не было. Но были таланты. В любой отрасли.

— Сам толком не знаю. Предки были не то из приволжских, не то из прибалтийских немцев. Да и какая разница, это не главное. Страна жила дружно: никто не обращал внимания на национальные различия. 

— В детстве я этого не понимал, а потом возможности спросить не было – отец ушёл в другую семью. Папа был подполковником Советской Армии. Артиллерист. Дошёл до Берлина. 

— Якобы отец с немцами дошёл до Москвы, а потом с русскими – до Берлина? Было, было. Юрий Александрович – молодец, умел пошутить… 

— 190 рублей. Плюс надбавка за звание мастера спорта – червонец. Итого 200. Премиальные за победу, грубо говоря, 70 рублей. Выиграл пять матчей в месяц – считай, дополнительные 350 целковых. По тем временам – прилично. Не гужевались, но чувствовали себя более или менее. 

— У меня не было машины. А копить можно было годика два-три. Приличный автомобиль стоил около 5000-6000. Холостой быстрее скопит. А я женился рано, в 20 лет – там уже не до автомобиля было. Семью прокормить бы. 

— Автобус, метро – как все советские люди. 

— Так это же приятно! Никто не бил морду за популярность. (Смеётся.)

— Могли куда-то сходить, коньячку грамм 50 выпить. Или в бильярд в парке поиграть. Но мы дома-то практически не бывали – по восемь месяцев в году в разъездах. У меня дочки родились без меня. Ленино рождение застало в Кисловодске, Катино – в Болгарии. 

— Если мы хотели после поражения разборки устроить, знакомые в «Арагви», «Метрополе» с заднего входа проводили в отдельный кабинет. Никто нас не видел. Чтобы высвечиваться в зале – такого никогда не было. Никогда! Мы понимали, что в этом случае будем преступниками в глазах людей: «Мало того что проиграли, ещё и водяру жрут!». 

— Как обычно. Поддали по 100 грамм, на сухую-то вроде и не поговоришь, и давай правду-матку резать – каждый свою. Почему по твоему краю прошёл? Где ты был? Как дал прострелить? 

— Не участвовали, но знали. Чувствовали. На другой день приезжаешь в Тарасовку – Симонян со Старостиным усмехаются: «Так, ребята, два-три костюмчика – и пять-шесть кругов с ускорениями». Пропотеешь, сходишь в баньку – и опять как новенький. 

— Важная победа. Ну, мы с Юрой Севидовым на радостях и поддали шампанского. Из горла в пять утра… В аэропорту задремали. Старостин идёт: «Ничего себе, как устали ребята». А Симонян ему: «Какое устали? Они же пьяные, Николай Петрович!». Старостин пришёл в изумление: «Да ты что? Я же только что с этими стервами разговаривал!». 

— Какие могут быть оргвыводы, если мы 6:1 обыграли великую тогда ростовскую команду? «Грохнули» их, а потом стали чемпионами в Киеве. Когда команда играет, зарабатывает очки, тренер старается сквозь пальцы такие вещи пропустить. Вот когда пьёт и не играет – это трагедия. Симонян сам был в этой шкуре. Великий футболист, он прекрасно понимал, что нервная система на грани бывает. А как её поправить? Выпьем, посидим, друг другу напихаем – и, глядишь, на следующую игру совсем другая команда выходит.

— У него голос был писклявый, нос вытянутый – похож на гуся. Но к критике был расположен отрицательно. Имел право. У нас разница – 10 лет, но мы дружили. Он меня любя «баранчиком» называл, но уважал, по-отечески относился. 

— Нет, Боря не работал закройщиком. Его двоюродный брат Костя был сапожником у нас. Судьба у Татушина сумасшедшая. Умер страшной смертью – рак съел.

— Что там произошло, я знаю. Сплавили их по-чёрному. Была политика такая, и власть своего добилась. Стрельцова посадили не по делу.

— Абсолютно. Напиши заявление в «Динамо» — и никто ничего не вспомнил бы. То же самое по Татушину. 

— Предлагали. Присутствовал элемент шантажа. Эдик просчитался. Написал бы это заявление – не сел бы в тюрьму. Дня за три до суда директор автозавода Лихачёв пришёл к Хрущёву насчёт Эдика. Вроде бы, урегулировал вопрос. И вдруг умер… Эдик остался беззащитный. И его бросили в лагерь под Киров…

— Выписывал отрывки из Есенина, Блока, других поэтов – и нам зачитывал. Николай Петрович был влюблён в это общество. Братья Старостины создавали «Спартак» и до конца были ему преданны. 

— Взял газету, свернул и со словами «так будет и с «Динамо» прихлопнул муху. 

— Он иногда в шутку говаривал: «Хусаинов и Рейнгольд для «Спартака», как Крупская для Ленина». 

— Два Кубка, чемпионство, круг почёта. Выигрыш бронзовых, серебряных медалей. Восстановление и триумф «Спартака»… Срок футболиста недолог – пять-шесть лет. 

— Нагрузка страшная. Физический износ колоссальный. Таким, как в 22-23 года, ты не будешь в 25. Заметили, как Месси сдал? Однажды наступает период, когда человек там не успевает, сям не успевает. Это говорит о снижении реакции. Скорость уже не та. Стареет организм. Играть в одном темпе 10 лет невозможно. Кто этого не понимает, тот дилетант. Вот в эти пять-шесть лет надо постараться выиграть всё что можно.

Я успел. В «Спартаке» выиграл всё. Поэтому считаю себя счастливым человеком. Я выполнил свою миссию перед великим клубом. 

— Каждый человек берёт гены родителей. Меня звали Живчиком, Рексом – шебутной был по натуре. Ребятам приходилось успокаивать перед матчами. Мы, молодые, думали, что будем здоровыми до конца жизни. Оказывается, это не так. Со временем приходит и опыт, и размышления: что дальше? А дальше – немощь. Когда в больнице лежишь весь порезанный, особенно ясно осознаёшь, что ты уже не тот, кто прыгал, скакал, бегал, как лань. 

Лет пять назад в метро на «Рязанском проспекте» подошёл пожилой мужчина: «Извините, пожалуйста». Подумал, что-то попросит. А он: «Вы – Рейнгольд? Я вам очень благодарен». – «За что?» — «Вы приносили мне счастье». Развернулся и ушёл. Какие деньги сравнятся с такими словами?..