Капитан сборной России по футболу Роман Широков – давний читатель «Ведомостей» – приехал в редакцию газеты незадолго до решающего матча сборной страны с командой Черногории, победа в котором вывела нашу сборную в финальную часть Чемпионата Европы-2016. Но разговор у нас состоялся не о перспективах национальной команды и не о феномене тренера Леонида Слуцкого, а бизнесе и о деньгах – футбольных клубов и игроков.

– Когда российский футбол станет бизнесом? Что для этого нужно сделать?

– На спортивной составляющей, я думаю, у нас в ближайшие десять лет вряд ли удастся заработать. Нужны современные стадионы и инфраструктура вокруг них. Как это делает Леонид Арнольдович [Федун] на стадионе «Спартак», – вокруг него построят много коммерческой недвижимости. Это и будет приносить доход. Сейчас прилегающую территорию обустроят в течение двух лет, и тогда, я думаю, он будет на самоокупаемости точно.

– А производство товаров с клубной символикой – здесь есть потенциал?

– Безусловно. Хороший пример – Питер, их хоккейный и футбольный клубы. Роман Ротенберг пришел [в СКА], и у них значительно поднялись продажи, много магазинов открыли. До 2009 г. у них, наверное, только один был, и то на стадионе. А сейчас у них магазин на Невском. Мне кажется, не самая дешевая аренда магазина на Невском, а у них тем хорошо торговля идет, много покупают.

– Другие клубы особо этим не занимаются. С чем это может быть связано? Проще деньги у спонсора получить?

– Конечно проще. Зачем что-то развивать, когда дают так. На этом у нас, как мне кажется, весь спортивный бизнес пока, к сожалению, и построен.

– Правило финансового fair play, которое продвигает UEFA, может сдвинуть дело с мертвой точки? Ведь декларируется, что у клуба должны быть рыночные контракты, а хозяин не может закрывать все дыры в финансах, UEFA это проверяет и наказывает нарушителей.

– Я думаю, в Восточной Европе это тяжело сейчас применимо. Конечно, нужно от этого отходить, но все равно нам нужны спонсоры – частные, госструктуры, – те, кто будет давать деньги. Потому что заработать здесь практически нереально на данный момент.

– Это понятно и давно уже обсуждается, но тем не менее UEFA на уступки не идет.

– Будут применять схемы разные. А как у нас могут выйти по-другому из ситуации?

– Вы за последние два года выступали за три разных клуба. Можете сравнить их бизнес-модели?

– Мне кажется, что у тех клубов, в которых я играл, приблизительно одинаковые модели. Просто «Зенит» и «Спартак» обладают огромной армией болельщиков, и маркетинг могут строить по-другому, отлично от того, что может делать «Краснодар». У него еще совсем маленькая база болельщиков, но она постоянно растет и расширяется, благодаря главному спонсору [основателю сети «Магнит» Сергею Галицкому], который сам очень много делает для этого. А у двух больших клубов есть большая база для как раз расширения прибыли за счет болельщиков, но для этого нужно иметь стадионы. У «Спартака», слава богу, он есть.

– А есть ли разница в том, как три ваших клуба занимались маркетингом, вовлекали в маркетинг спортсменов?

– Разница есть. В этом плане «Зенит» более продвинут, чем остальные клубы. Видимо потому, что в Питере только одна команда. А спортсмены должны осознавать, что чем больше они будут вовлечены в маркетинг, тем больше узнаваемость, тем больше прибыль у клуба, который они представляют.

– В контрактах прописаны маркетинговые обязанности спортсменов? Разные ли они в разных клубах?

– Нет, практически у всех типовые контракты. Прописано, но размыто. Нужно и нужно, но никто за это не штрафует по большому счету.

– У «Спартака» клубный автомобильный спонсор – Nissan. Вы обязаны ездить на машине этой марки?

– Обязаны те, кому по контракту положена клубная машина. Им дали.

– А у вас в контракте прописана машина?

– Нет.

– Как же так: главной звезде клуба не положена машина?

– На тот момент (Широков подписал контракт со «Спартаком» летом 2014 г. – «Ведомости») спонсором «Спартака» был другой автомобильный партнёр (Kia – «Ведомости»), и у меня не было никакой потребности в автомобиле.

– У вас есть какие-то ограничения по рекламным контрактам? Должны ли вы носить одежду какой-то марки на публике, например?

– Такого жесткого нет. У меня есть контракт личный с Nike. И естественно, когда я иду на публичное мероприятие, на котором нет дресс-кода, то я должен быть в Nike. Если меня сфотографируют в кроссовках другой фирмы , то последуют санкции.

– Вам пришлось их все выкинуть?

– (Смеется) У меня их и не было.

– Личные рекламные контракты фиксированные или привязаны к результатам игрока и тех команд, за которые он выступает?

– Конечно, предусмотрены бонусы за результат, причем как за личные, так и командные достижения.

– А по количеству упоминаний или фотографий вас в Nike?

– Нет. Несколько раз в год надо быть на мероприятиях, которые они считают нужными. Мне заранее присылают список.

– Полтора года назад вы были самым упоминаемым в прессе игроком российской футбольной сборной. Известность подстегивает интерес рекламодателей?

– У нас не так сильно развит рынок именно спортивной рекламы – к спортсменам пока не очень сильный интерес. Больше шоу-бизнес, потому что они чаще мелькают на экране.

– Какие еще ограничения на вашу жизнь, на ваши решения накладывают клубы? Была информация, например, что все игроки «Зенита» обязаны были держать деньги в Газпромбанке. Было такое?

– Первый раз слышу. Деньги не обязательно держать. Естественно, приходят деньги в Газпромбанк, так как все расчеты идут через «Газпромбанк». Услуги по управлению деньгами тоже никто не навязывал. Были встречи, когда приезжали специалисты, – если кто-то желал, то мог с ними обсудить более конкретно.

– А в «Спартаке» обязательных программ для спортсменов нет?

– Обязательных нет. К сожалению, и необязательных пока тоже. «Открытие» только интегрировалось с «Петрокоммерцем» – может быть, еще не успели. Кто хочет инвестировать, тот делает сам. Я делаю с «Газпромбанком», с «Петрокоммерцем», в последнее время со Сбербанком CIB. В «Зените» достаточно много тех, кто сам занимался.

– Как результат, они довольны?

– Кого я знаю, да. Допустим, Костя Зырянов сам занимается этим. Говорит [брокеру], когда покупать, когда продавать.

– А когда он находит время, – это же надо отслеживать котировки?

– Он же не ежеминутно это отслеживает. Вот он едет на тренировку, посмотрел котировки, прочитал аналитику какую-то: если считает нужным, что надо продать – продает, покупать – покупает.

– Вы к его советам прислушиваетесь?

– Я у него не спрашивал, но я знаю, что у него неплохо получается.

– А почему у Аршавина с Кержаковым плохо получалось?

– Может, другие советчики были.

– В одном из интервью вас спрашивали про собственный бизнес и вы сказали, что у вас бизнеса нет, так как вам некогда этим заниматься. По-прежнему ли это так?

– Естественно. Потому что если я буду бизнесом заниматься, мне тогда надо с футболом закончить.

– Тем не менее известно, что у спортсменов иногда бывают доли в каком-то бизнесе. Но когда читаешь про их бизнес – это всегда либо автодилеры, либо рестораны или бары, недвижимость еще может быть. Почему такой выбор? Эти виды бизнеса кажутся наиболее понятными, более простыми?

– Просто знакомыми. Плюс в тот момент – в 2006-2010 гг. – реклама шла такая, что на недвижимости можно заработать, на машинах тоже, потому что много открывалось дилеров.

– А вам не предлагают участвовать в каких-то бизнесах?

– Мне много что предлагают. Примерно все то же самое – недвижимость, машины. Но я не вижу смысла. Потому что считаю, что нужно самому заниматься, чтобы быть в теме и понимать структуру всего этого бизнеса от начала до конца.

– А много ли вы знаете случаев, когда эти люди, которые предлагают что-то спортсменам, оказывались мошенниками? С известными спортсменами эти случаи становятся известны публике. Насколько это распространенное явление?

– Мошенничество достаточно распространено. Но каждый же думает, что он самый умный: если кто-то прогорел, то я обязательно заработаю. Кому-то агенты предлагают бизнес. Насколько я знаю, все достаточно успешны.

– Что вы думаете про агентов? Прежний президент РФС, Николай Толстых, пытался с ними бороться.

– Система не у нас зародилась. Не думаю, что есть российская специфика, – наверное, все так же как и везде. Комиссии, главное, чтобы поменьше были.

– Экономический кризис и девальвация рубля привели к тому, что футболистам стали платить меньше?

– Да, сейчас тенденция такова, что зарплаты уменьшаются, и уже не платят таких баснословных денег. Во многих клубах при подписании фиксировали курс.

– Клубы не пытаются пересмотреть контракты из-за девальвации?

– Я не слышал такое.

– У вас контракт в валюте?

– На этот вопрос отвечу так: я получаю зарплату в рублях.

– Насколько, по вашим ощущениям, упали зарплаты в российском футболе?

– Цифр назвать не могу, но чувствительно. Особенно для тех, кто средние зарплаты получал.

– А что такое средняя зарплата у футболиста?

– Я думаю от $10 000 до $25 000 в месяц.

– У нас было другое представление о зарплатах футболистов, что они намного выше…

– Ну вот пишут «90 топ-зарплат футболистов» на одном ресурсе. Но 90 на всю премьер-лигу поделите, по два-три человека в команде выходит. В топовых командах – 5-6 человек, которые больше получают.

– Это не баснословные деньги. В чем тогда резон становиться профессиональным футболистом?

– Ну, миллион, может, не соберешь, но квартира, машина, возможность куда-то вложить, – это будет. Плюс есть премиальные.

– Что вы думаете о возможности введения потолка зарплат в российском футболе? Это поможет бизнесу клубов?

– Думаю, что в НХЛ эту систему не просто так придумали. Мы в сборной между собой это обсуждали. В принципе, все были за то, чтобы и у нас было тоже самое. У нас, допустим, человек может сверкнуть один сезон, ему предложат большой контракт, а потом его пять лет не видно. А в НХЛ система такова, что первые три года у игрока контракт новичка. Это, если не ошибаюсь, $800 000 плюс бонусы, – выходит максимум около $3,5 млн минус налоги. Если ты в течение трех лет постоянно держишь высокий уровень, только тогда тебе могут предложить значительно больший контракт.

– Но введение потолка зарплат противоречит вашим интересам, как игрока.

– Да, но перспектива должна быть. Если мы хотим остаться в футболе, он должен развиваться, чтобы как раз эти зарплаты потом росли или хотя бы оставались на том же уровне. Чтобы качество продукта улучшалось, приходили новые рекламодатели и приток денег становился больше. У нас позиция такая была.

– Как спортсмены готовят себя к окончанию карьеры, как выбирают то, чем будут заниматься дальше? Особенно когда есть привычка к высокому уровню доходов?

– В процессе того, как карьера близится к завершению, надо готовить себя к тому, что если у вас нет никакого бизнеса, и конкретных планов, то нужно поумерить аппетиты и готовиться к тому, что доход будет меньше.

– А клубы как-то участвуют в трудоустройстве? Помимо «Зенита», который декларирует, что все его звезды будет интегрированы в структуру клуба.

– Многие предлагают работу – если видят потенциал тренерский или еще какой-то. Есть еще селекционные службы, многие ребята идут в селекционеры.

– Вы получили диплом юриста. И говорили, что хотели бы по окончании спортивной карьеры заняться спортивным менеджментом.

– Да, и сейчас хочу.

– Но сколько еще лет вы планируете продолжать профессиональную карьеру?

– Хотелось бы подольше, но пока ориентируюсь на 2018 г.

Источник: Ведомости